Я не сводил глаз с этого псевдочудовища, с этого мерзкого клоуна, а пылающий костер обжигал языками мои внутренности. И я сделал первый шаг к нему.
– Послушай, остынь! Ну дай я тебе расскажу!
– Чего я еще не слышал?
– Ты не слышал главного!
Олег хоть и занял оборонительную позицию, но в его действиях не чувствовалось страха. Может, мне так казалось сквозь призму злости, цепляющуюся за каждую мелочь, способную разжечь меня еще больше, но в его поведении сквозило ехидной насмешкой и… чем-то еще.
– Ну, говори! – сказал я, остановившись.
– Ты только расслабься, присядь…
– Не хочу я сидеть!
– Ладно, тогда просто остановись, – сказал Олег, хотя я не двигался с места. – Я хотел договорить про эти записи. Так вот… Ты должен знать, что я не всегда этим занимался, не был этим одержим. То есть, между некоторыми записями разница в несколько лет… На это время я забывал об этом, забивал на все это, терял интерес… особенно после неудач, когда все срывалось и я чуть не попадался.
Он сделал паузу, тщательно подбирая слова. Мы стояли напротив друг друга, и я с презрительной снисходительностью ждал, когда он закончит.
– Иногда я чувствовал омерзение к себе, что занимаюсь таким. Еще больше омерзения я чувствовал, когда спрашивал себя – зачем мне все это, к чему это приведет? Потому что я знал, потому что я… э… чувствовал с самого начала концовку. Она, как зловещий рок, нашептывалась мне на ухо… И тогда я возвращался к этому и снова пытался делать записи.
Олег как-то странно ощупал свой бок.
– И теперь, когда их так много, я точно знаю, что с ними делать. Хотя я знал это всегда… Их можно обрезать, смонтировать, сделать какие-то прикольные флэшбэки и это будет фильм! Короткометражный, конечно, для полного метра это слишком уж скучно. Но главная его фишка будет в том, что это абсолютно реальная съемка обычного человека, который живет обычной жизнью и даже не знает, что его снимают. Круто, правда?!
Я не разделил его восторга, в моем лице лишь добавилось отвращения к собеседнику. Неужели он это серьезно?
– Да, я знаю, что это не совсем уж круто, но это еще не все… Я выложу видео в интернет, но, чтобы людям было интересно, должна быть какая-то прикольная развязка. И она записывается сейчас, уже идет развязка, но…
Я огляделся вокруг в поисках камеры.
– … И этого не достаточно. Чтобы всех зацепить и шокировать, главный герой в конце должен умереть.
С этими словами Олег приподнял красный плащ с правого бока и достал нож из чехла, прикрепленного к поясу. Нож был большой, охотничий, с желобком для стока крови, специально, чтобы потрошить животных.
Я застыл, забыв про камеру, и уставился на длинное лезвие, поблескивающее в желтоватом свете, заливающем комнату. Затем перевел взгляд на Олега. На лбу у него появилась испарина, а лицо исказило необычайное возбуждение.
– Ты представляешь, какая это драма!?… Обычный человек, никому не известный, живущий простой жизнью – это никому не будет интересно. Но если узнают, что в конце его убивают, это захотят увидеть все!.. И увидят, и будут обсуждать во всех уголках Земли, и кто-то может даже испугается за свою жизнь и иногда будет оглядываться по сторонам. Моя идея будет жить у них в головах!
– Это что – очередной розыгрыш для красивой развязки? – спросил я, чувствуя, как все тело стянуло, словно жгутом.
– Да, именно… для развязки, – ответил он прерывисто, будто задыхался.
Его глаза, и без того большие на худощавом узком лице с выпирающими скулами, бешено выкатились, а рот изогнулся в остервенелом выражении. Неужели это тот человек, которого я знаю много лет?
Я начал медленно отступать, сердце подпрыгивало к самому горлу, не давая вдохнуть. Метнул взгляд в сторону ножа, который выбросил, но он лежал на кровати в зоне недосягаемости. Я отходил к дальней от балкона стене и дверь у меня была слева, но выбежать я бы не успел, поскольку Олег был слишком близко, с каждым моим шагом он делал свой, не теряя дистанцию. К тому же письменный стол до сих пор ее подпирал.
Справа, сразу за сервантом, стоял стул, на котором я обычно сижу, когда пишу, а на нем настольная лампа. Я увидел ее боковым зрением, она была на расстоянии вытянутой руки. Моя старая лампа с массивной круглой ножкой, длинной гибкой шейкой и металлическим, цилиндрической формы, абажуром. Последнее время, когда передвигал стол к двери, я оставлял ее на стуле.
Не теряя ни секунды я схватил ее за шейку у самого абажура. В этот момент Олег замахнулся и хотел пырнуть меня в живот. С криком я неуклюже подскочил и левой рукой отбил удар вниз, так что нож вонзился не в живот, а в ляжку, чуть пониже паха. В первый миг я не ощутил боли, но заорал и обрушил ножку лампы ему на голову.