Конечно, заняли их те, кто попроворнее и сильнее. Остальные остались стоять тесной толпой в центре подвала, у столов для еды. Мой знакомый еврей что-то кричал им на своем языке, размахивая для убедительности руками, но никто его не слушал. Тогда пан Просяк выхватил из кармана маленький пистолет и помахал им над головой. Это произвело на всех сильное впечатление. Толпа разом затихла. Он поднялся на стол, потребовал внимания и объявил, что толкаться не нужно, никто не останется снаружи, впустят даже посторонних, не приписанных к этому бункеру, но он, как ответственный за порядок здесь, не запрет бункер, пока не будут выполнены все его распоряжения. И сказал, что все вещи, кроме еды и добавочных одеял, должны быть вынесены наружу и надежно спрятаны там, и тогда освободившиеся полки будут поделены поровну между всеми, между хозяевами бункера и посторонними. Эти слова вызвали бурное возмущение хозяев, но он игнорировал их возражения и повторил, что никаких «протекций» ни для кого не будет. Каждый получит половину полки. Каждый — половину, подчеркнул он. Что же касается продуктов — каждый ест свое или создается общий котел, — то этот вопрос будет решен потом, в зависимости от того, сколько времени им предстоит здесь провести — сутки-двое или несколько недель. И тут в подвале наступила смертельная тишина. Даже я вдруг понял, насколько страшным было положение этих людей.
Я смотрел на них — стариков и старух, образованных и простых, почтенных и забитых, отцов и матерей, с детьми и младенцами, и те слова об «уничтожении евреев», которые так часто звучали в спорах Антона и моей мамы, внезапно обрели конкретную и жуткую реальность.
Пан Просяк был человек энергичный и умный и знал, как вести себя с людьми. Пан Юзек успел рассказать мне, что перед войной он был директором большой фабрики. По его приказу мужчины начали собирать лишние вещи и выносить их наружу. В возникшей толчее тот еврей, которому он приказал «беречь этого юношу», потерял меня из виду, и я выскользнул из бункера вместе с другими мужчинами. Мне было ясно, что никто не станет меня искать. В этот момент у них были более важные заботы. А после того как пан Просяк закроет бункер снаружи и уйдет, меня тем более искать уже не будут.
Езус Мария, если бы меня заперли в этом подвале, под потолком, которого я мог коснуться вытянутой рукой, среди всех этих людей, которые наверняка скоро начнут там задыхаться, я бы, наверно, сошел с ума. Мама права, думал я, помоги Бог этим евреям, потому что кто еще, кроме Бога, может сейчас помочь им? Помоги и смилуйся над ними, Господи. Аминь.
Глава 13. Чердак на Валовой
Немцы шли, как на параде — посреди улицы, маршевым строем. Мы посчитали — их было около трехсот.
Мы сидели у маленького окошка на чердаке дома на Валовой улице. Отсюда были хорошо видны главные входные ворота гетто. Здесь, на чердаке, был наш наблюдательный пункт. Сюда послали нескольких парней без оружия и нас двоих — меня и пана Юзека.
Найти его мне не составило особого труда. Все тут называли его «новичок, который пришел из канализации». Поднявшись из бункера, я увидел людей на разных этажах дома. Каждый уже был поставлен на боевой пост возле того или иного окна. Увидев меня, пан Юзек страшно удивился и стал мне выговаривать. Я дал ему кончить, а потом сказал:
— Пан Юзек, я не мог там оставаться. Это было как добровольно сойти в могилу. Я чувствовал, что задыхаюсь. Конечно, если бы у меня были маленькие дети, то, возможно, у меня не осталось бы другого выхода, но…
Он глянул на меня и понимающе кивнул.
— Ладно, оставайся здесь, Мариан, но держись все время рядом со мной. И без всяких фокусов. Я только надеюсь, что Антон появится скоро. Если мне суждено умереть здесь, я хотел бы умереть с чистой совестью.
По-моему, на самом деле он был рад, что мы снова вместе.
Немцы уже дошли до маленькой площади внутри гетто. Но как только они двинулись дальше, прогремел мощный взрыв. Площадь словно взлетела в воздух. Парни рядом с нами пришли в неистовый восторг. Они смеялись, кричали, плакали от счастья, обнимались. Я думаю, они никак не могли поверить собственным глазам и потому не отрывались от окон.