Кодама оправдал надежды. «Кодама кикан» – «Организация Кодамы», действовавшая из Шанхая, располагала десятью тысячами шпионов, профессиональных убийц и мародёров. Организация занималась также изъятием у китайцев и доставкой в Японию стратегических материалов и ценностей, иными словами, грабежом.
Вряд ли Кодама был знаком с гитлеровскими циркулярами, в соответствии с которыми немецко-фашистская армия разбойничала на оккупированных землях. И тем не менее бандитский почерк мародёров из «Кодама кикан» до удивления совпадал с приёмами тотального грабежа гитлеровцев. В китайских городах и деревнях, где побывал Кодама, в домах не оставалось даже металлической посуды, с кладбищ исчезали железные надгробия и ограды. Сталь, медь, свинец, хром шли на переплавку, чтобы превратиться в оружие и военную амуницию. Кодама не жалел усердия для армии. Однако с гораздо большим рвением он старался набить собственные карманы, хотя в применении к этому разбою правомерны иные, чем карманы, мерки.
«С вами говорят из „Кодама кикан“…» Командиру авиатранспортного соединения, дислоцированного в Шанхае, этих слов оказывалось достаточно, чтобы сломя голову броситься готовить самолёты к экстренному вылету, – приказы Кодамы считались столь же обязательными для исполнения, как самого главнокомандующего оккупационных войск в Китае. В ящиках, которыми солдаты из «Кодама кикан» заполняли самолётные отсеки, находились не железные крестьянские сохи, не алюминиевые плошки и не медные дверные ручки. Эта добыча дожидалась судов в Шанхайском порту. Самолётами Кодама переправлял в Японию золото, платину, бриллианты.
Промышлял Кодама ценности способом, известным ещё средневековым японским пиратам, совершавшим набеги на китайское побережье. Явившись к китайскому градоначальнику – представителю так называемого «национального правительства», которое считалось союзником Японской империи, Кодама не размахивал пистолетом или саблей. Он сообщал, что «в городе действуют коммунистические партизаны и японская армия вынуждена провести карательную операцию». Такая операция означала полное разорение города. Как правило, догадливый городской управитель покорно спрашивал: «Сколько хотите?» И Кодама называл то количество золота и бриллиантов, которое рассчитывал получить с местных жителей. Самых сообразительных градоначальников Кодама освобождал от выплаты дани. В XVIII веке японские корсары обирали купцов провинции Фуцзянь точно так же – под угрозой вызвать флотилию морского разбойника, наводившего ужас на весь Дальний Восток и оставшегося в истории под именем Коксинга.
Многие ящики, доставленные из Шанхая на аэродром Ацуги, что в окрестностях Токио, загадочно и бесследно исчезали. Самолёты возвращались в Шанхай. Они везли груз, тоже принадлежавший «Кодама кикан», – наркотики. Их сбывали в Китае за золото, платину, бриллианты, которыми загружались новые самолёты. Кодама обогащался изо всех сил, чтобы достичь силы и влияния.
«Я помню отправку из Шанхая двух самолётов. На их борту находилось так много золота и драгоценностей, что лётчики беспокоились, выдержат ли шасси при посадке».
Офицер из «Кодама кикан» Юкио Ивата молчал 35 лет. Он заговорил, когда Кодаму привлекли к уголовной ответственности по «делу Локхида».
Бывший капитан первого ранга военно-морских сил, отказавшийся сообщить фамилию из опасения, как он сказал, за свою жизнь, дал такое свидетельство:
«По роду службы я имел отношение к медицинскому управлению военно-морского флота и располагаю сведениями, что Кодама за взятку добыл в управлении разрешение вывозить в Китай наркотические средства – якобы для полевых госпиталей. Но в госпиталях этих средств ни разу не получали».
Когда японские войска входили в китайский город, первыми мероприятиями оккупационных властей были введение комендантского часа и открытие «чёрного рынка». За соблюдением комендантского часа надзирала жандармерия. На «чёрном рынке» заправляла «Кодама кикан». Жандармам находилось, впрочем, занятие и тут – охранять подручных Кодамы. Ассортимент товаров, которые выставляла на продажу «Кодама кикан», отличался исключительным разнообразием: иностранная валюта, только что изъятая из городского банка, продовольствие с японских армейских складов, соль, конфискованная у здешних купцов, солдатское обмундирование. При этом на тюках с гимнастёрками и брюками красовались каллиграфически выписанные участницами «Японской ассоциации женщин – защитниц отечества» иероглифы:
«Доблестным воинам японской императорской армии. Пусть вам сопутствует ратное счастье».
Жандармский солдат Киётака Миядзаки в книжке-исповеди «Жандармы – военные преступники» рассказал:
«Мы имели предписание сдавать в „Кодама кикан“ всё, что могло считаться трофеями, захваченными в ходе боевых действий. Японские военные склады, даже самые охраняемые, были открыты для офицеров, служивших у Кодамы. Его организация бесконтрольно распоряжалась несметными богатствами».
В декабре 1945 года Кодама, узнав о приказе штаба американских оккупационных войск арестовать его как военного преступника, попытался оправдаться перед японской общественностью.
«За время войны, – заявил Кодама в газетном интервью, – „Кодама кикан“ предоставила сражавшейся стране стратегические материалы на сумму 3,5 миллиарда иен».
Кодама хотел дать понять, что мародёрствовал во имя высокой цели.
«Заводы, недвижимость, которыми располагала моя организация в Китае и которые оценивались в 3,2 миллиарда иен, – продолжал Кодама, – возвращены китайским властям перед эвакуацией японской армии».
Читатели интервью должны прийти к мысли, что справедливость восторжествовала и нечего ворошить прошлое.
«Из Китая я перевёл в Японию 100 миллионов иен, – сообщил далее Кодама. – 75 миллионов иен пошли на развитие горнодобывающей промышленности, а 25 миллионов – на помощь семьям погибших на фронте солдат».
Кодама лгал: семьи погибших солдат не увидели ни иены из этих денег.
«Личный капитал – 5,9 миллиона иен – я намерен употребить на строительство жилья для рабочих»,
– пообещал Кодама и снова солгал: жильё для рабочих никогда не было построено на средства Кодамы.
В интервью Кодама скрыл главное – сколько золота, платины, бриллиантов отправилось с аэродрома Ацуги не в подвалы Японского банка, а в тайник самого Кодамы. И ещё: перед бегством из Шанхая Кодама украл из тамошнего медицинского центра радий, оценённый три года спустя в миллион долларов.
В тюрьме Сугамо
Фумимаро Коноэ, возглавлявший предвоенный и военный японские правительственные кабинеты и являвшийся одним из главных зачинщиков агрессии против Китая и войны на Тихом океане, говорил в сентябре 1945 года главнокомандующему американских оккупационных войск в Японии Макартуру: «Японцы больше боялись коммунизма и бунта бедноты, чем капитуляции перед США». «Японцы» – это монополисты и военщина. Ответ Макартура прозвучал в унисон словам военного преступника. «Оккупационная армия не позволит подняться коммунизму в Японии или ускользнуть из её рук», – заверил американский генерал, проявив трогательное единство взглядов с преступником.
Удивительно ли поэтому, что вернувшийся из Китая и сделавшийся советником в первом послевоенном японском правительстве Кодама провозглашал: «Да здравствует союз с Америкой против коммунизма!» Ещё несколько недель назад в Китае тот же Кодама наставлял свою разбойную рать: «Уничтожим американских и английских хищников!» Кодама твёрдо следовал девизу: «Принципы – на час, выгоды – на века».
17 августа 1945 года, через два дня после рескрипта императора о капитуляции, член царствующей фамилии Хигасикуни сформировал первый послевоенный кабинет министров. Генерал Тодзио, ответственный за войну и поражение Японии, прочил принца Хигасикуни в премьеры ещё в 1941 году, накануне нападения японского флота на Пирл-Харбор. Рекомендация отъявленного милитариста – достаточно убедительная характеристика политических воззрений Хигасикуни. Вполне закономерно, что Кодама занял у монаршего премьер-министра пост советника.