Эти положения из Потсдамской декларации, определившей принципы послевоенных демократических преобразований в Японии, Кодама воспринял как направленные против него лично.
«Японское правительство должно будет устранить все препятствия к возрождению и укреплению демократических тенденций среди японского народа»,
– указывалось далее в декларации. От мысли, что это может произойти, Кодама приходил в бешенство.
Потсдамскую декларацию он называл не иначе как «новым коммунистическим манифестом». Требования претворить её в жизнь он считал «происками международного коммунизма». Японских трудящихся, изголодавшихся по элементарной свободе и рису, Кодама рассматривал как «коммунистических агентов». Иными словами, угрозу существованию системы, при которой только и мог он обладать богатством, приносящим и политическую власть, Кодама видел в коммунизме. Он поставил перед собой две цели, тесно связанные между собой: сокрушить коммунизм и обогатиться.
Достоверно не известно, сколько ценностей вывез из Китая и припрятал Кодама. Считают, что у него скопилось на 70 миллионов иен – в довоенных ценах – золота, 20 ящиков платины и полтора мешка бриллиантов – необработанных и в изделиях. На нынешние японские деньги это более 11 миллиардов иен. Богатство подобно морской воде: чем больше пьёшь, тем сильнее жажда. Неутолимая жажда обуревала Кодаму. С первого дня капитуляции он занялся поисками способа, как использовать капитал для достижения власти, которая, во-первых, принесла бы новую прибыль и, во-вторых, обеспечила бы действенную возможность бороться с коммунизмом.
Кодама не забыл ни одного из 1090 дней, проведённых в тюрьме Сугамо, и многому за это время научился. Он решил сделаться тем, кого в Японии издавна именуют «куромаку» – «человеком за черным занавесом». В японском театре кукол такой человек приводит в движение марионеток. В японском обществе «куромаку» приводит в движение политических деятелей. Двадцать восемь военных преступников покарал Токийский международный трибунал, но среди осуждённых не оказалось ни одного промышленника, финансиста, помещика или лидера фашистской организации. Они выполняли роль «людей за чёрным занавесом» в милитаристской Японии.
Довоенные консервативные партии не могут служить надёжным объектом вложения средств, пришёл к выводу Кодама. Действительно, полностью скомпрометированные содействием агрессивной политике, раздираемые внутренней борьбой за власть, эти партии не имели будущего. Их лидеры в представлении даже Кодамы «запятнали себя, – как говорил он, – продажностью и беспринципностью». Кодама мечтал о создании партии, консервативной по духу и приспособленной к новым условиям. Кодаме требовались лидеры, которые продались бы только однажды и только ему и которые именно его принципы сделали бы собственными.
Кодама не был одинок в стремлении ограничиться косметической операцией политического лица Японии, чтобы за обновлёнными внешними чертами скрыть прежний облик. 20 августа 1945 года, уже через пять дней после капитуляции, буржуазная газета «Майнити» написала:
«Япония должна сохранить свои традиции. Она должна подняться из пепла, как мифическая птица Феникс».
Американские оккупационные власти высказались конкретнее.
«Моя миссия, – с обычной спесью и амбицией вещал генерал Макартур, – состоит в укреплении основы, на которой в Японии успешно продолжала бы развиваться система свободного предпринимательства».
И далее совсем откровенно:
«Я сделаю Японию бастионом западной цивилизации против коммунизма».
В токийском районе Адзабу среди немногих домов, сохранившихся после американских бомбардировок, остался почти нетронутым особняк президента фирмы «Бриджистон», которая изготавливала автомобильные покрышки. Хозяин особняка приютил у себя одного из старых политиков, немало способствовавшего становлению в Японии милитаризма. Поражение лишило депутата имперского парламента доходов и дела, но не уменьшило желания вершить судьбами страны. Политик тоже считал, что прежняя консервативная партия, в которой он состоял, изжила себя. Но где добыть денег на образование новой партии? Оккупационные власти заморозили в банках активы фирмы «Бриджистон», как и других компаний. Требовались наличные иены. Ими располагал Кодама. Однажды он появился в особняке шинного короля.
– Кто владелец ценностей, о которых вы рассказали? – спросил политик. Он готов был принять любые деньги, даже со следами крови, однако чистоплюйство парламентского барина мешало согласиться, не рассуждая, на предложение Кодамы финансировать формирование партии.
Кодама решил соблюсти предложенные правила игры и поведал сказку, в искренность которой не поверили бы даже тогдашние японские школьники.
– Ценности принадлежат японской армии, – с бескорыстным, как у церковного служки, видом повествовал Кодама. – Сразу после трагедии, – Кодама имел в виду капитуляцию, – я виделся с министром военно-морского флота. – Кодама уважительно склонил голову, выражая почтение к столь высокому лицу. – Господин министр сказал, – продолжал Кодама, – что, поскольку армии уже нет, ценности он доверяет мне, и я обязан употребить их на благо нашего государства. – Кодама устремил на собеседника взгляд, с чистотой которого не сравнился бы самый дорогой бриллиант из добычи «Кодама кикан».
Политик не скрывал слёз. Слёзы должны были означать умиление благородством патриота, пекущегося о будущем страны. На деле же он плакал от радости, какую испытывают продажные слуги, обретая богатого и щедрого повелителя.
– Каковы ваши условия?
– Условие – единственное. – Голос Кодамы зазвучал требовательно и жёстко. – Ваша партия должна сохранить в неприкосновенности императорскую систему.
Теперь политик готов был разрыдаться. Сохранить императорскую систему – ведь это его сокровенная мечта. И не только его, но и творцов американской политики в отношении Японии. В секретном приказе Вашингтона оккупационным властям предписывалось «помочь японскому народу в развитии конституционной монархии и сохранении императорского строя». В Вашингтоне только правящую элиту считали народом.
Свой организационный съезд либеральная партия – так в духе времени была наречена эта организация – провела в единственном неразрушенном в Токио зале «Хибия кокайдо». Накануне съезда будущий генеральный секретарь партии объехал рисовые лавки, где сбыл часть бриллиантов, полученных от Кодамы. В послевоенные годы владельцы рисовых лавок занимались также ростовщичеством, спекуляцией дефицитными товарами и скупкой краденого. На вырученные деньги был арендован зал «Хибия кокайдо». Этими же деньгами руководство партии оделило 43 делегатов съезда.
Как мухи на сладкое, слетались в либеральную партию старые и новые консервативные деятели. Деньги, которые подбрасывало им руководство партии, и реакционная партийная программа привлекали политиков. Либеральная партия провозглашала «сохранение священного национального государственного строя». Она обещала «следовать великому пути конституционной монархии и бороться против пролетарской диктатуры». Ставила перед собой цель защищать право на частную собственность. Эти лозунги не отличались по существу от призывов другой консервативной партии, именовавшей себя прогрессивной. Но либеральная партия обладала большими, чем прогрессивная, денежными средствами, что и принесло ей победу на первых японских послевоенных выборах. Кодама возликовал: партия, пришедшая к власти, не забудет его заслуг!
Однако Кодама радовался рано. По привычке пренебрегать мнением масс, выработавшейся в пору монархо-фашизма, он не принял в расчёт общенародное требование – привлечь к ответственности лидера либеральной партии Итиро Хатояму за его деятельность в качестве генерального секретаря военного правительственного кабинета, за участие в репрессиях против демократических сил, которые он проводил на посту министра просвещения до войны. Штаб оккупационных войск не смог игнорировать это требование и запретил Хатояме не только возглавить правительство, но и вообще занимать какие-либо официальные или общественные посты.
В фундамент политической власти либералов Кодама закладывал самые крепкие, какие существуют в японском буржуазном обществе, кирпичи – деньги. Пачки купюр, толстые и тяжёлые, словно и впрямь кирпичи, нарочные Кодамы развозили депутатам парламента от либеральной партии и от других консервативных партий. В либеральной партии Кодама помогал добиваться единства, в соперничающих партиях вербовал союзников, столь необходимых в борьбе за власть.