Дернувшись назад, Стивен вытянулся в струнку, отдал честь и чужим голосом произнес:
— Спасибо, сэр.
Скотина в облике человека, сидевшая перед ним, оскалилась.
— На место! Занимайся своей уборкой и не подставляй мне больше свое рыло!
— Да, сэр.
Снова Стивен отдал честь, круто повернулся и побежал по площадке лагеря.
Сзади раздался крик:
— Мастерс, назад!
Стивен остановился, повернулся и на полной скорости вернулся к столу. Снова последовал ритуал отдавания чести и тот же вопрос:
— Какие указания, сэр?
Глаза с издевкой изучали его около минуты, и за это время сержант придумал, к чему придраться:
— Мне не нравится, как ты реагируешь на мои методы обучения, Мастерс.
— Я выполняю все, что требуется, сэр.
Обдан вроде бы и не слышал.
— Мне кажется, Мастерс, что ты ко мне плохо относишься. То есть, ты считаешь меня надсмотрщиком в военной тюрьме.
— О нет, сэр, я ценю ваш объективный подход.
И снова Обдан не обратил внимания на слова Стивена.
— Мастерс, мы не можем согласиться с наружным повиновением и внутренним сопротивлением. Чтобы устранить этот недостаток в твоем обучении, стань на колени и сотри языком пыль с моих ботинок!
Последовала пауза.
— Ну? Чего ты ждешь?
Стивен облизал свои ставшие сухими губы.
— Я боюсь, сэр, что если я начну делать то, что вы приказываете, вы ударите меня ногой в лицо.
— Ну и что? — прохрипел Обдан.
— Вы можете искалечить меня, сэр.
— Дальше!
— Я боюсь, что это заметят и накажут вас за это, сэр, — схитрил Стивен.
Тут Обдан удивился по-настоящему. Он разинул рот, брови его поднялись, а зубы оскалились.
— Черт меня побери. Он думает о моем благополучии. Это очень трогательно, Мастерс. Но не ты первый заботишься обо мне. Должно быть что-то во мне вызывает прилив любви, Мастерс. Почти все такие слабаки, как ты, рано или поздно испытывают такое чувство и тогда…
Последовал один из тех монологов, какие Стивен никогда не мог слушать, даже если они непосредственно касались лично его. Голос маньяка что-то долбил, слова обтекали Стивена со скоростью звука, но он их не слышал — наступил один из моментов отключения Стивена от действительности. На другой стороне площадки заключенные что-то подметали. Всего лишь несколько минут тому назад он был одним из них. И вдруг вот это! Наступил пятьдесят третий кошмар за восемь суток. Именно столько раз Обдан принимался за Стивена, начиная каждый день с шести утра.
Ни разу не обходилось без одной или нескольких пощечин, одного или нескольких ударов тяжелыми ботинками по голеням. Единственное, что удерживало Стивена от ответного удара, это присутствие вооруженной охраны за решетчатой загородкой в нескольких ярдах от него. И каждый раз, когда Обдан начинал издеваться над ним, охрана снимала с плеч свое оружие и держала его наготове.
Будут ли они стрелять? Стивен почти дошел до точки и готов был проделать такой опыт. Почти готов.
Стоя перед Обданом, Стивен украдкой бросил взгляд на стражу за решеткой, чтобы проверить, как они держат оружие. Сердце его упало. Их было четверо, винтовки были на взводе, а глаза солдат следили за ним.
Что ж, выхода нет. Он обречен…
Все свалилось на него неожиданно. На второе утро после его возвращения военные отвезли его в лабораторию биологической обратной связи, как они говорили, для опроса.
Отказаться он не мог. Конечно, ему все это не понравилось. Будучи самим собой, он и не думал скрывать свою враждебность к военному ведомству
— и приобрел в нем врага.
Стивену казалось неестественным, что занимающиеся проблемами биологической обратной связи люди не понимают, что происходит. Экспериментаторы заболевали, и этого никто не замечал. У них развязывались языки, они словоохотливо и без конца что-то бормотали, а все окружающие и они сами никак не связывали такое состояние с предметом их опытов.
Фамилия специалиста, которого приставили к Стивену, была Бронсон, вопросы он задавал шепотом, и Стивен их почти не слышал, а когда Бронсону становилось совсем плохо, он беспомощно махал рукой и бормотал:
— Я совсем, как они. Не надо обращать внимания.
Бронсон хотел получить полный отчет о том, что он педантично назвал «ваше изложение того, что происходило с вами здесь и на Миттенде».
Его манера держаться очень раздражала Стивена. Уже на второй день, вновь подробно пересказывая одни и те же факты, Стивен вдруг решил попробовать, в свою очередь, получить какую-нибудь информацию.
— Давайте предположим, — начал Стивен, стараясь говорить медленно и доброжелательно, — что весь мой рассказ о событиях на Миттенде — правда.
Ярко горящие карие глаза Бронсона сузились.
— Не мое дело давать, — тут его голос начал затихать и он пробормотал что-то вроде слова «оценки».
Стивен настаивал:
Если изменение облика действительно возможно, то почему же джи-инт не может принять вид одного из первобытных земных животных или какой-нибудь совершенно неземной формы, которая может существовать на одной из девяноста восьми тысяч планет, с которыми связана Мать? В таком облике он разделался бы со мной одним движением своего хвоста.
Стивен так никогда и не узнал, принес ли ему пользу этот вопрос. Если скептику изложить в точности то сомнение, которое он с трудом стремится скрыть от окружающих, если, более того, это сомнение высказывается человеком, которого скептик считает отъявленным лгуном (именно такое мнение Бронсон составил о Стивене), то скептик придет в замешательство и выскажет, скорее всего, правду.
Бронсон начал рассуждать:
— Сомнительно, чтобы что-то, кроме латентной памяти, оставалось в клетках мозга человека в связи с первобытными морскими или земными чудовищами. Поэтому такая программа — я имею в виду лишь ее отпечаток в мозгу — не может быть воспроизведена. Однако способность воспроизвести крокодила в принципе достижима при взаимодействии двух Кирлиановских полей. — Пожав плечами, он добавил: — Я не вижу причин, почему бы такое перевоплощение нельзя было осуществить и с неземным существом.
Он был честным. Он последовал благодаря случайному попаданию Стивена. Несмотря на то, что Бронсон частично пробормотал, частично прошептал, продышал и прошипел эти слова, Стивен уловил главную мысль. В глазах Стивена Бронсон заработал одно очко. При этом Стивен вспомнил, как ему однажды доказывали, что для успешного лечения людей психиатру не обязательно самому быть в здравом уме. Если врач знает свое дело и придерживается верной техники лечения, то он может, скажем, спасти чей-нибудь мозг, хотя его собственный в это время может полным ходом распадаться. Вот и Бронсон мог манипулировать сложной системой элетроэнцефалографа, пользоваться Кирлиановскими полями, прибегать к стимуляторам и механически проводить опросы.
А в соседней комнате эксперт работал с атгерсовской версией Марка Брема, который освещал происшедшее со своей точки зрения.
Стивен не знал, а эксперты вначале никак не могли понять, почему Марк заявляет, что он пробыл на Миттенде только пять дней. Для Стивена это время составило два месяца и одиннадцать дней.
После опроса на третье утро, когда Стивен уже готовился пойти в обслуживающий лаборатории комплекс на ленч, он был арестован и доставлен в военную тюрьму.
Суд, состоящий из пяти генералов, начал заседать через два дня. Обвинение сводилось к тому, что Стивен никогда лично не бывал на Миттенде.
Прокурор в своей вступительной речи заявил:
— Мы обращаем внимание уважаемого суда на то, что влияние отца обвиняемого лишило военное ведомство возможности перевоспитать испорченного повесу. Общеизвестно, что очень богатые и очень влиятельные люди часто тратят средства на то, чтобы найти похожих на себя мужчин и женщин, чтобы использовать их услуги для самой разнообразной и представляющей опасность деятельности. Двойник Стивена получил, очевидно, достаточную сумму денег и вылетел на Миттенд. Прибыв туда, он не принял необходимых мер предосторожности, вероятно, потому, что не был Стивеном Мастерсом и не воспринимал эту экспедицию серьезно. Хорошо известно, что он сделал. Он отправился погулять, и его, очевидно, убили.