Ольга взвилась под потолок. Буквально.
— А что ж нам — в суд подавать? Ну-ка, ну-ка, чего там в уголовном кодексе за высасывание полагается?
Ярослав опять поморщился.
— Мама, не шуми. Он сейчас явится.
— Я-то молчу, — Ольга прищурила глаза, так густо накрашенные, что казалось, призрачная тушь должна осыпаться с ресниц, как слишком обильный снег с ветвей. — А вот она будет молчать? Сомневаюсь.
Инга во время короткого разговора пробовала наручники на прочность, так что для сомнений у призрака были все основания.
Ярослав посмотрел на свою пленницу серьезно, оценивающе. Потом вынул из тулбокса рулон широкой изоленты на тканевой основе.
Инга попыталась сопротивляться, уже без всяких рациональных соображений — просто потому что в ней поднимался глубинный, отчаянный животный протест. Давно уже она не чувствовала себя такой униженной и оплеванной, очень давно. И хотя рациональная часть ее понимала, что этот человек по каким-то своим причинам не хочет причинить ей боль, маленькая девочка Ид внутри нее билась и кричала, что уже причинил, уже сковал наручниками и усадил в ванну в неудобной позе, и ноги затекают и руки болят!
Спокойно, сказала Инга маленькой девочке. Если мы согнемся сейчас, мы можем не выпрямиться уже никогда, но кричать и вырываться — только напрашиваться на удар по голове, о котором мечтает призрачная баба. Мы схитрим. Мы отступим. До того момента, когда нужно будет проявить себя.
Но ведь эти люди, они же в чем-то правы, — возразила маминым голосом серьезная тетя Суперэго. Ты знаешь, что они не солгали: твой клиент действительно вампир и действительно убил эту женщину. Разве можно защищать вампира?
Он мой пациент, огрызнулась Инга на суперэго. Он в первую очередь пациент, а потом уже все остальное. Я вела убийц, психопатов и чиновников. Я врач, а не судья. И мой долг — не дать убить пациента. Особенно пациента с ремиссией. Я же поняла наконец, от какой зависимости он избавляется…
Это была жестокая, но очень короткая борьба. Когда Ярослав приблизился с пластырем, Инга нашла в себе силы сказать:
— Вы уверены, что не хотите обсудить со специалистом вашу детскую травму?
— Сантехники — народ простой, — отозвался тот. — Нам психотерапию заменяет водка.
И залепил Инге рот от уха до уха.
Ожидание оказалось тягостным, но коротким. Мелодично позвонил домофон, Ярослав посмотрел в экран и, нехорошо улыбнувшись, нажал кнопку, открывающую подъезд. Затем шагнул к дверному проему, кол наизготовку. Ольга зажестикулировала, изображая пальцами пистолетную пальбу, но Ярослав покачал головой и показал на ухо. Призрак закатил глаза. Ольге явно было все равно, поднимут ли они шум.
Инга пригляделась к полочке с косметикой, закрепленной напротив. Поза начисто исключала возможность подняться, но можно попытаться ногой сбить полочку и предупредить Сиднева.
«Он вампир!» — возопило суперэго.
«Он клиент!» — рявкнула на него Инга и, подтянувшись на руках, сшибла полочку ногой. Шампуни, кондиционеры, бритва для ног и средство для снятия лака с ногтей — все посыпалось в ванну, правда, не с тем грохотом, на который Инга рассчитывала. Большая часть этого добра обрушилась на неё саму, это было довольно неприятно и совсем не громко.
Не было счастья — несчастье помогло: полотенцесушитель, к которому ее приковал Ярослав, под весом ее тела с мясом вылетел из всех креплений и, ударившись о кабинку, громыхнул как надо.
— Инга Александровна? — раздался голос Сиднева.
После чего дверь вылетела на петлях и ударила Ярослава, отбросив его к стене. Впрочем, того удар если и оглушил на миг, то нимало не обескуражил: он тут же вскинул револьвер, не беспокоясь о шуме — ну в самом деле, чего уж теперь о нем беспокоиться. Сиднев выбил револьвер ногой и перехватил занесенную руку с колом. Несколько секунд они боролись, а Ольга пыталась отвлечь внимание Сиднева, мельтеша у него перед глазами и ныряя внутрь него. Тем временем Инга смогла выбраться из ванной, волоча на наручниках сорванный полотенцесушитель. Он был не так уж тяжел, килограмма три, но довольно громоздок. Впрочем, Инга не обращала на это внимания, она полностью сосредоточилась на упавшем за кресло револьвере.
Сидневу таки удалось заломать Ярослава и прижать к столу. Тот не выпустил кола из руки, и поэтому Сиднев не мог действовать левой — но ему и одной правой хватало, чтобы, держа Ярослава за горло, выжимать из него жизнь. Ярослав, в свою очередь, пытался оторвать его руку от своей глотки, но что-то подсказывало: в этой борьбе победит тот, кто непринужденно срывает краны с резьбы, а не тот, кто их чинит. Ярослав крепкий мужик, но перед силой нечеловека — теперь Инга видела это ясно — не устоит.