— Очень сердечный. Кстати, на прощание, например, мы обнялись. При последующих встречах нам не нужно было рукопожатие, мы довольствовались просто поцелуями. Общались мы либо в отеле у меня, где я находился, либо у него дома. Или в третьих местах. В ресторанах, какой-то японский ресторан. Одна прогулка была: мы гуляли по Гайд-парку. Это был день, когда в Лондон приехал Путин, и они там с королевой на «ройсе» ехали мимо нас. Сквозь деревья мы видели полицейский кортеж. Мы с Березовским гуляли под этими платанами огромными. И недалеко от нас бдительно следовал его охранник, участник иностранного легиона, видимо, какой-то араб накачанный.
— Вы с ним шутили?
— Мы шутили, смеялись, нам было приятно, весело. Он мне рассказывал, делился своими идеями, которые сами по себе казались шутками. Например, у него возникла тогда идея создать партию Сталина, чтобы эта партия была радикальнее коммунистов. Для этой цели он придумал, как получить возможность регистрации этой партии: надо, чтобы в каждом из регионов кто-то из наших граждан взял себе фамилию Сталин. Тогда бы все главы этих организаций были бы Сталинами. Он говорил об этом с восторгом. Мне это казалось упоительной идеей, я так тихонечко похихикивал, тем более что параллельно двигался кортеж Путина и королевы Елизаветы. У него была очень глубокая мысль, он считал, что, видимо, будущее России — это конституционная монархия. Но как, откуда эта монархия? — Необходимо выращивать дофина, царевича… А для этого должен быть регент. Я видел, конечно, младенца, люльку которого качает Березовский. А экспертная группа, которая воспитывала бы этого цесаревича, привила бы ему новую идеологию, ее могли бы составить лауреаты премии «Триумф», которые создавали бы атмосферу высшей утонченной культуры вокруг дофина.
Судя по всему, сердечность этих отношений все же имела свои границы: они общались именно по делам, а не «просто так». Так, однажды Проханов упомянул, что в один из своих приездов в Лондон отклонил любезное приглашение Березовского составить ему компанию в походе на концерт Маккартни: «Береза звал, а я не пошел, остался в номере и надрался».
«Интересно, — любопытствовал в „Литературной газете“ критик П. Басинский, — сколько верующих в редактора „Завтра“ „бабулек“ после публикации этого интервью сошли с ума, получили инфаркт миокарда? Это как если бы патриарх Алексий призвал бы своих „пасомых“ перейти в католичество или Толстой стал проповедовать всеобщую резню». Параллели Басинского не вполне гиперболы; в самом деле, по идее, Березовский воплощает все ненавистное Проханову. Однако ж в краткосрочной перспективе их интересы совпали — и он тут же вышел на контакт; вряд ли, впрочем, здесь уместно обстоятельство образа действия «не колеблясь».
— Березовский же появляется еще в «Чеченском блюзе» — олигарх, насилующий в ЦДЛ журналистку.
— Этот олигарх стоял в центре российской политики, этот олигарх ассоциировался со всей трагедией распадающейся страны. Этот олигарх ассоциировался с Ельциным и со всем безумием ельцинской политической, экономической жизни. С нефтью, которая была в Чечне, лакомый кусок для всех, в том числе и для него, олигарха. Он волновал мое воображение. Я его демонизировал, и он не мог не быть вставленным в контекст.
— Читал ли Березовский «Гексоген»?
— Я с ним это не обсуждал.
— Можете предположить?
— Не могу сказать. Но если его читали чеченцы, у Березовского были же тогда референты, наверное, они ему сказали. Он никогда не говорил мне о моей роли в его демонизации, никогда. Не упрекнул ни разу, вел себя так, как будто он не знал об этом.
Интересно — и, похоже, довольно честно — Александр Андреевич ответил на вопрос, как он — он! — мог общаться с ним — с ним! — читателям на встрече в Псковской библиотеке: «Нам было любопытно, мы были как два маршала — Паулюс и Жуков — которые смотрели друг на друга в течение 10 минут с любопытством».
— Помните, вы показывали мне бутылку, его подарок…
— Да, он мне подарил виски 38-го года, года моего рождения. Я потом хотел позвонить ему и сказать: а не могли бы вы сделать такой же подарок моей маме? (Хохочет.) Но это был эффектный подарок, вершина наших отношений.
— Вы говорили мне, что в политике нет окончательных врагов, а есть пока не союзники.
— Да, это верно, только смерть прекращает многовариантность в этом отношении. Публичным политикам наплевать, с каким знаком о них говорят, они любую такую ситуацию оценивают положительно. Я думаю, Береза много пользы извлек из своей демоничности, его образ демона укрупняет его фигуру, создает вокруг него ореол таинственности, мистичности, и люди склонны поклоняться этому метафизическому злу. И думаю, что он сидит, похихикивает, потирает руки, когда слышит, что это он организовал террористический взрыв, сбил самолет, организовал покушение на Путина. Такова огромная гравитация зла.