Четверо отцов основателей — условно шестидесятилетние — производят впечатление занимательных московских оригиналов, на которых непременно обратил бы внимание современный Пыляев. Неброско и немарко одетая молодежь — условно тридцатилетние — все, как на подбор, хохмачи. Все начинается с комической переклички, и тотчас выясняется, что ключевых фигур, несмотря на все железные договоренности, нет и не предвидится, кто-то запил, уехал на чью-то свадьбу, что-то пообещал написать, а еще куда-то запропастился младший Брежнев. Тут же кстати вспоминают виденный на какой-то ноябрьской демонстрации транспарант — «Откопаем Брежнева — будем жить по-прежнему»; разыскивают военкора капитана Шурыгина, который рапортует по телефону, что только что вылетел в Ханкалу, чтобы с первой возможностью выдвинуться в Аргунское ущелье; вечером он обнаруживается в ближайшем ресторане с кружкой светлого. Авторы аналитических статей снабжают главного редактора политическими анекдотами, балагурят про чеченцев, пытающихся приобрести у Анжелики Варум права на песню «Ах, как хочется ворваться в городок». Тут же кто-то начинает читать Блока и Волошина — часами, очень серьезно. Проханов подхватывает. Затем все поют; ну хорошо, не совсем «затем», но вечером, а темнеет зимой быстро, Татьяна Филипповна, мисс Манипенни газеты «Завтра», приносит чаю, кто-нибудь бежит в гастроном за «нарезкой» и алкоголем, редакция поет. Поздние прохожие с подозрением косятся на открытые окна первого этажа, кто-то останавливается и слушает.
В последние годы среди читателей «Завтра» редко встретишь хрестоматийную русскую бабушку; обездоленные, разочаровавшиеся слои отошли от газеты, у них есть другие органы вроде «Дуэли» и «Я — русский». «Мы вели эту яростную борьбу, которая отнимала у нас много сил, но наполняла газету остервенением. Газета такого типа, как наша, держится вспышками ярости. Когда раздражающий фактор исчезает, она начинает увядать, провисать. Это же газета особого типа, не информационная; она замышлялась как газета-прокламация, газета провокация, и когда обстоятельства побуждают нас на такую провокацию и прокламацию, нам хорошо, мы все наполнены гемоглобином».
Кроме пресловутых «бабушек», исчезли и другие читатели, — и Проханов отдает себе отчет в этом. «Во многом исчезла скрытая элита патриотическая, которая в 90-е оказалась пролетаризирована властью. Они ушли во власть, стали компонентами другого уклада, я думаю, что они все больше и больше читают „Коммерсант“ и „МК“. Исчезли спецслужбисты, военные постсоветской поры — а новые, пропрезидентские, у них совсем другие интересы и другие идеалы. Раньше спецслужбы тосковали по тому, что разрушился СССР, что они не смогли уберечь его от краха, а эти новые спецслужбы с удовольствием отлавливают лимоновцев. Для них красный флаг является флагом враждебным. Это люди, которые служат своему Президенту, а получают конверты от корпораций, выполняя их поручения и услуги».
Впрочем, уверен Проханов, «я знаю, что газету „Завтра“ кладут на стол президенту. Не всю газету, а выжимки…».
— Прежде всего колонки «Жили-были» и «Душа неизъяснимая»…
— Несколько раз видели президента плачущего, никто не мог понять, откуда эти слезы. Но я вижу качество слез, и сразу могу сказать, какую рубрику он прочитал.
С другой стороны, газету читают и недоброжелатели; «я думаю, половина наших интернет-заходов из Израиля».
Как главный редактор представляет себе типичного читателя? «Типичный читатель очень похож на меня. Человек, по-прежнему увлекающийся серьезной политикой, но не впадающий в экстатические, часто шизофренические состояния, свойственные нам в 90-х годах. Все, кому нравятся передовицы газеты „Завтра“, — мои читатели. Я думаю, своей экстравагантностью они нравятся и молодым людям, которые могут вовсе не разделять мои убеждения, хотя я думаю, что у молодых людей убеждения все меньше и меньше значат, у них все больше значит форма, в которой эти убеждения излагаются. Значит, это человек, повторяю, может быть патриотических представлений, достаточно эстетизированный, достаточно толерантный, сканирующий спектр патриотических чаяний и представлений, спектр, в котором присутствуют и красные аспекты, вплоть до радикального — не анпиловского, а лимоновского толка, и правые, православные катакомбы, радикальнее Патриархии, альтернативная, ищущая, огненная православная Россия, которая скептически относится к тяжеловесным золотым иерархах, ко всем этим официальным водосвятиям. Такой синтетический тип человека, он чрезвычайно распространен в нашем обществе. Ты ходишь в майке с Че Геварой, с большим православным крестом, читаешь „Financial Times“, запускаешь китайского змея, с большим интересом относишься к тибетской медицине, но при всем этом твой портрет пишет князь Илья Глазунов».