Всем чего-то надо от последнего в сезоне парохода. На лицах праздник.
Глеб и его друзья, работая плечами, двинулись через толпу.
Город в три улицы. Гуще строения в долинке, зажатой двумя заросшими березняком сопками. Тут же и ряды складов с цинковыми волнистыми крышами. Позади поблескивало большое озеро, отделенное от моря узкой намывной косой, а еще дальше высилась остроконечная вершина вулкана.
Вместе с восковцами шел и пароходный знакомый Новограбленов. Глеб заметил, что с ним без конца здоровались. Некоторые даже снимали шапки.
Новограбленов отвечал одинаково приветливо – легким поклоном.
– Мои ученики, настоящие и бывшие, – заметил учитель. – И, конечно, родители.
Поднялись на улицу. Позади раздался бешеный лай. На косогоре из-за вросшего в землю металлического склада с размашистой надписью по стене: «Свенсон и К°» – показалась необычайно большая упряжка – до полусотни собак. На санях, связанных из четырех нарт, лежало большое металлическое колесо.
– Маховик, – заметил Глеб.
– Да, – подтвердил Новограбленов, – электростанцию у нас строят. Первую!
Погонщики подбадривали собак тяжелыми, окованными снизу палками – остолами.
– Давайте-ка поможем, – и Глеб, не дожидаясь согласия, шагнул к саням.
Восковцы так навалились, что каюр испугался за свое сооружение и замахал руками.
Электростанция – новое одноэтажное здание с башенкой – оказалась в соседнем переулке. Демобилизованные ленинградцы задержались возле него, помогли сгрузить маховик и получили от прораба предложение остаться на строительстве.
На следующий день Травин уже монтировал главный щит и попутно обучал товарищей, как тянуть электропроводку. Впрочем, он брался за любое дело: когда надо, слесарничал, занимался двигателем, плотничал. Успевал даже петли на зайцев ставить, благо сразу за электростанцией начиналась заросшая ивняком Петровская сопка.
– Из молодых, да ранний, – довольно ухмылялся прораб.
– Псковские, они все могут, – отшучивался от похвал Глеб.
…В начале декабря стало пуржить. Город зарылся в сугробы, обезлюдел. Пароход, на котором приплыл Глеб, забрал на материк большинство любителей длинного рубля. С советизацией Камчатки (выборы в Советы тут начались только в 1925-1926 годах) масштабы деятельности разного рода ловкачей – скупщиков пушнины, браконьеров, торговцев – резко сузились. Дали по шапке и иностранным гражданам, имевшим на полуострове имущественные и прочие, выражаясь дипломатическим языком, «интересы»…
Восковцы жили в домике, который сняли у покинутой жены одного из таких ловцов удачи. Каркас стен был сбит из ящичных досок, на которых еще красовались штампы английской фирмы «Hudsons's Bay Company». Внутри засыпана какая-то труха, а вместо штукатурки газеты. По этим наклейкам можно было изучить всю историю Петропавловска 20-х революционных лет. Город до десятка раз переходил из рук в руки. И разные «правительства» все еще вопрошали со стен, угрожали, наставляли, объявляли и обращались…
«…Вижу, что население области не станет ныне открыто на нашу сторону при столкновении с большевиками, никакой помощи не окажет… Не желая рисковать жизнью офицеров и солдат, ряды которых с каждым днем и так все больше редеют, я решил покинуть Петропавловск и Камчатку.
Начальник Камчатской области генерал-майор ИВАНОВ-МУМЖИЕВ. 2 ноября 1923 года».
Поперек этой бумаги красным карандашом крупно: «Скатертью дорога!»
Глеб, подновляя самодельные обои, обратил внимание на статью в газете «Полярная звезда» – «Письмо ко всем культурным работникам об участии в изучении края». Он пробежал первые строчки, призывающие осваивать производительные силы Камчатского округа, и заметил подпись: «Председатель краеведческого общества П. Новограбленов».
Глеб уже давно не встречал Прокопия Трифоновича: весь ноябрь работал на заготовке дров для работы двигателя электростанции. И сейчас ему захотелось поговорить с учителем. Он ведь и сам был краеведом, в 1920 году организовал в Пскове Клуб юных следопытов.
Клуб образовали в противовес отряду бойскаутов, появившемуся в городе года на два раньше. В скауты шли и гимназисты, и реалисты. Как не пойти, не увлечься: командир отряда, командир взвода, нашивки из зеленого сукна, зеленое отрядное знамя, оружие. Мастерские Всероссийского земского союза – был и такой «союз» – подарили красивую цвета хаки форму. А игры! Уже не наивные сыщики-разбойники, а походы, разведка, вылазки, военная тайна, учебные сражения и, конечно, ур-рр-а!..
Клуб юных следопытов быстро завоевал популярность. Тут учились не только владеть охотничьим оружием, компасом, картой, но и познавали природу края. В экскурсиях у ребят вырабатывалась выносливость, неприхотливость к пище, смекалка. Считалось правилом уметь в лесу, на реке добыть пищу – дичь, рыбу, найти съедобные коренья, ягоды и приготовить обед без кастрюль и сковородок. Костер – с одной спички. Среди заповедей следопытов были и такие: любить природу, не пить вина, не курить…
Глеб в этот же день зашел в музей – резиденцию камчатских краеведов. Миновал один зал, посвященный природе полуострова, а во втором увидел Прокопия Трифоновича. Учитель что-то объяснял небольшому чернявому мужчине.
– Добрый день!
– А-а. Здравствуйте, – живо обернулся Новограбленов. – Мы вот тут с казначеем толкуем о средствах. У нас кооперация в финансировании научной работы, – продолжал пояснять он. – Окрисполком, Акционерное камчатское общество – АКО, но главный ресурс – инициатива. Сто пятьдесят членов по Камчатскому и Чукотскому побережьям. Учителя, врачи… Все собрано руками добровольцев, – показал Новограбленов на стеллажи. – Есть даже розовая чайка. Знаете?
– То есть как розовая? – не понял Глеб.
Новограбленов подвел его к чучелу небольшой птицы.
– Да, чайка, но с темным кольцом на шее. И что удивительно, оперение на голове, на брюшке светилось ровным розовым оттенком. Птица была нежной, южной…
– Розовые чайки гнездятся только в устье Колымы, – объяснил учитель. – Они удивительно редки. Я знаю, что в 1910 году Академия наук выразила благодарность полярному путешественнику Седову, когда тот привез из Колымской экспедиции шкурку такой чайки. А нашу подбили в долине реки Камчатки – и сюда, значит, залетают…
– Памятники осмотрели – Берингу, капитану Клэрку – товарищу Кука?.. А камень в виде сердца на Никольской сопке видели? – спросил вдруг Новограбленов. – Сердце-то наши моряки поставили в честь французского мореплавателя Лаперуза. Тоже тут бывал. Имейте в виду, что это вообще первый памятник прославленному путешественнику. Сами французы не догадались… Петропавловск-Камчатский – старейший город на Дальнем Востоке. Владивосток моложе почти на двести лет. Жаль, что это стало как-то забываться…
Было заметно, что Новограбленов сел на своего конька. Вокруг собрались и другие посетители. Глебу надо уходить на дежурство. А жаль…
18 марта 1928 года состоялся торжественный пуск первой в городе электростанции. Вспыхнули огни в домах и на всех трех улицах. На главной сияли матовые фонари. До них можно рукой достать. Провода лежали на сугробах, наметенных мартовскими пургами. Посреди улицы лоснилась нартовая стежка. Чуть в сторону – и провалишься по пояс, а то и по шею. Но сегодня в этой пуховой обочине побывали почти все. Играли в снежки, пели песни. Молодежь танцевала и веселилась до утра. Кухлянки, ситец, меха и городская одежда – все перемешалось.
Горячая земля
Весна в Петропавловске-Камчатском небурная: тает медленно; сугробы садятся, садятся, становятся ноздреватыми – и вдруг проглянет земля. Снег начинает отступать в горы, а вдогонку за ним бежит юная зелень. Деревья, особенно березы, еще долго стоят нагие. Но когда настанет пора – конец нюня, зеленый шатер зашумит по сопкам, по разделам, по берегам. И пусть та пора захватит березку со стволом, еще окруженным снегом, все равно такая березка зазеленеет, откликнется на зов поздней, но верной, камчатской весны.
Очистилась ото льда Авачинская бухта. Прибыл пароход.
Три дня конторы пустовали: все работали грузчиками на пристани. Потом еще два дня толкались на почте: ждали посылок, писем за полгода. Глебу пришел большой ящик в пестрой импортной упаковке…
Вечером горожане увидели своего электрика на ярко-красном велосипеде. Он катил по главной улице, сопровождаемый визжащими ребятишками и стаей лающих собак: велосипед-то в Петропавловске первый. Но машина вызвала бы удивление и у знатоков: низкая, у колес дубовые обода со стальной никелированной облицовкой, покрышки наглухо скреплены с камерами.
Глебу велосипед прислали по специальной заявке. Он еще зимой обратился с такой просьбой в Камчатский госторг. В заявлении добавил: «…для путешествия вокруг СССР».
Тогда на это дополнение как-то не обратили внимания. А теперь в городе гадали, как отнестись к столь сногсшибательной инициативе: вокруг СССР… на велосипеде?..
Сколько раз Глеб слыхал это восклицание. И впервые в 1923 году в Пскове. Тогда он уже работал инструктором-охотоведом в губернском совнархозе. Разъезжал по всей Псковщине, организуя охотничьи артели. Транспорт – лошади, а чаще – на своих двоих.
24 мая 1923 года в Псков заглянул Летучий голландец. Это романтическое имя носил велосипедист Адольф де Грут. Он прибыл из Антверпена, проехав Бельгию, Германию, Скандинавские страны, далее – по берегу Балтийского моря в СССР.
«Вот машина, тот самый вездеход, который каждому бы следопыту», – с завистью подумал Глеб.
Он смотрел на снимок в газете «Псковский набат». Де Грут, картинно опершись на велосипед и повернув голову в профиль, вглядывался вдаль. Судя по интервью, спортсмея намеревался из России направиться в Персию, затем побывать еще в Африке и вернуться через Пиренейский полуостров во Францию, а затем в Амстердам.