Буало-Нарсежак Человек-шарада
Господин Президент Республики,
сегодня я осмеливаюсь направить вам этот рапорт, поскольку у меня есть основания думать, что дело Рене Миртиля вам никогда не представляли в истинном свете, а некоторые его аспекты, не известные никому, кроме двух-трех человек, от вас даже систематически скрывали. Записки, переданные мною префекту полиции 19 апреля, представляли собой своего рода памятку, и события, отразившие конец этой ужасной истории, никогда не были изложены в письменной форме. Исходя из этих соображений, считаю необходимым вернуться к фактам в их совокупности, поскольку в разрозненном виде они могут вызвать различные толкования, тогда как собранные воедино обретают настолько жуткий смысл, что, наверное, никто не возьмет на себя смелость их пересказать. Поначалу моя роль ограничивалась рамками наблюдателя. Однако предоставленные мне широкие полномочия в силу обстоятельств превратили меня в судебного следователя и позволили проникнуть в глубину тайны, еще более ужасной, нежели тайна Железной Маски или любая другая государственная тайна, разглашение которой рискует стать угрозой общественному порядку. С открывшейся мне правдой надлежит ознакомить высшую инстанцию государственной власти, но не в форме резюме, иначе она может показаться просто невероятной, а в виде последовательного изложения, как я сам пришел к ней, постепенно, через тысячи сомнений. Поэтому я позволю себе, не колеблясь, вернуться к самому началу этой истории, чтобы постараться не упустить ни одной детали, никого не щадить, дабы этот документ, уже по характеру самих фактов скорее похожий на роман, нежели на судебное донесение, мог бы послужить интересам правосудия и науки.
19 апреля в одиннадцать часов меня вызвали к префекту полиции господину Андреотти. Вас это вполне может озадачить, поскольку все сотрудники префектуры в тот день отдыхали, так как в понедельник 19 апреля началась пасхальная неделя. Но в пятницу вечером господин Андреотти меня предупредил:
— Дорогой Гаррик, не уезжайте из дому. Скорее всего, в воскресенье или понедельник вы мне понадобитесь.
Я несколько лет заведовал его кабинетом и по тону голоса догадался, что речь идет о чем-то весьма серьезном.
— Неужто открыли какой-то заговор против… — начал было я.
— Вот и не угадали. Пока что я не могу ввести вас в курс дела, но не уезжайте на каникулы. Это приказ начальства.
Двое суток в моей голове возникали самые невероятные предположения, поэтому, когда я сел напротив господина Андреотти, мое любопытство было так обострено, что наш разговор запечатлелся в моей памяти с точностью стенограммы. Господина префекта явно что-то беспокоило. Он угостил меня голландской сигаретой — его любимый сорт — и, долго не раздумывая, приступил к делу:
— Дорогой Гаррик, если я не ошибаюсь, вы католик?
— Да, господин префект.
— Отвечайте без обиняков. Если миссия, для которой я предложил вашу кандидатуру, будет вам неприятна, откажитесь, и я подыщу другого. Но, между нами говоря, я предпочел бы получить ваше согласие… Вы обладаете всем необходимым для достижения успеха, и думаю, что ваши убеждения… ваша философия, если вам так больше нравится… делают вас особенно подходящим для выполнения миссии, которую на вас возлагают. Это совершенно особая и очень трудная задача, к которой следует подходить с критериями морали в гораздо большей степени, нежели с позиций научной целесообразности.
Он встал и прошел к высокому окну с видом на город, где по случаю праздника не осталось ни души. Я был озадачен. Явное замешательство Андреотти сказалось на мне. Я стараюсь точно воспроизвести наши предварительные переговоры, поскольку в этом деле важное место принадлежит контексту. В то пасхальное утро никто еще не ведал о последствиях одного важного решения, принятого после долгих размышлений. Но когда час битвы назначен и будущее зависит только от удачи, тогда каждая секунда бесконечно весома и все, способствующее успеху, принимается в расчет. Я и по сей день слышу шаги префекта, приглушенные ворсистым ковром; вижу еле заметное скольжение золотистого солнечного луча по письменному столу и помню, какая борьба между «да» и «нет» шла в моей душе.
— Поймите правильно, — продолжал Андреотти. — То, что мне предстоит вам сказать, это более чем доверительно. Дайте слово, что никому не повторите услышанного.
— Я даю его вам, господин префект. К тому же я холост, подружки у меня нет, а в свободное время я пишу очерк о явлениях, наблюдаемых в парапсихологии. Проболтаться мне просто некому.
— Знаю… Благодарствую… Знаком ли вам профессор Марек?