Напротив изолятора собор, его здание и тюрьма — две самые старые постройки в Чебоксарах. Когда человека выводят на первую прогулку в глухой бетонный дворик с тройной решеткой сверху, откуда никогда не видно солнца и где всегда стойкий осадок дешевого сигаретного дыма, он задумывается о том, что здесь, поблизости, он часто ходил и ездил, это центр старого города, рядом набережная. Но собор он видел, а это здание, что построено раньше собора, не замечал.
Важное здание. Когда первая тюрьма, еще деревянная, сгорела при пожаре в начале XVII века, ради возведения нового острога отложили возведение собора, и это был тот случай, когда церковь не возражала против приостановки строительства храма.
Был период обустройства Сибирского тракта, он шел через Чебоксары, и город резко начал развиваться, как и все территории, куда погнали каторжников.
И собор, и тюрьма функционировали во все времена и при всех режимах. По собору вопросы были. По тюрьме нет, ее только расширяли.
Перемещение человека из XXI века в условия позднего Средневековья — суть заключения под стражу. Разве что вода холодная подается в камеры. И еще там есть теперь унитазы.
Но люди за дверью остались те же. И бойницы окон повернуты внутрь.
Арестантов там будут держать еще долго. Построено все солидно. Проверяющие уезжают довольными.
В туристических справочниках этот объект указан.
Описан так: «Сегодня, как и сотни лет назад, двери учреждения ИЗ-21/1 по-прежнему широко распахнуты перед новыми клиентами». И фотографии делают романтичные, со светом играют.
Ну а почему бы экскурсии рядом не поводить, раз все так сложилось?
Жаль, что не заводят внутрь.
Полковники с картонными звездами
Василий жил в камере СИЗО шумно. Именно жил. Невысокий, даже маленький, он был толст и подвижен, внезапно утомлялся и неожиданно засыпал, ярко грустил и уничтожающе хохотал.
Арестовали его по обвинению в получении множества взяток. Работал он руководителем пожарной лаборатории МЧС — научно-исследовательской, назидательно уточнил бы Василий.
Абсолютно надуманная структура — были раньше эксперты в штате пожарного ведомства и оставались бы, но нет, бюджет требует сущностей.
Расширение структур порождает должности, должности — звания. Сон разума.
Поэтому Василий был полковником. Брал он по-мелкому, дробно, много и часто, того стеснялся ввиду несопоставимости взяток со значимостью звания, коим гордился.
— Я полковник, — говорил он конвоирам, закладывая руки за спину.
— Да-да, — соглашались они и вели Василия на прогулку.
— Скажи мне, — спросил я его как-то, — а твоя лаборатория нужна государству?
— Конечно.
День выясняли. Установили печальное: полковник жил в заблуждении, будто он имел право выдавать разрешения на деятельность. Оказалось, что не только разрешительными полномочиями, но и правом проведения проверок он не обладал.
Учреждение его было экспертным, а лицензия истекла год назад, и продлить ее Василий в пылу выполнения начальственных функций (нескончаемых совещаний и пьянок) забыл.
— Так ты мошенник, за что ж ты бабки-то брал? — подвела итог хата[3].
Василий не спал в ту ночь. Боль падения немного ослабла после изучения статьи 159, которая оказалась намного мягче 290-й, что вменялась ему, но удар был страшной силы, и заснул арестант только под утро, как-то особенно щемяще захрапев.
Утром добил его злой вопрос обитавшего на соседней шконке подполковника госбезопасности.
— Ну что, полковник, где твой полк?
Жестокий вопросец.
За двадцать последних лет полковников стало столько, что этот вопрос скоро можно будет задавать постовым. А начальники ОВД станут генералами.
Через пару дней Василий вжился в новую роль. Он доказывал каждому, что никаких полномочий не имел и взятки ему вменяют незаконно. Что он всего лишь мелкий мошенник и должен быть под домашним арестом. А еще через пару дней слово «арест» сменилось на «подписку о невыезде». Чуть позже в сбивчивых речах его стало постоянно звучать сочетание «оправдательный приговор».
Точку поставил суд. Взятка, безумный срок, строгий режим, штраф, лишение звания.