Что касается содержания, то здесь я затрону лишь одну проблему: анализа культа личности как общественно-политического явления.
Я не преувеличиваю достоинств соответствующего параграфа учебника, но тогда это была первая – после известного решения ЦК КПСС – попытка самостоятельного анализа культа личности, выходившая за рамки ссылок на трудные внутренние и внешние условия, требовавшие предельной централизации и железной дисциплины. Параграф этот давался очень трудно (знаю, потому что на последней стадии работал над ним лично). Одна из главных идей О.В. Куусинена состояла в том, что лидером в условиях социализма все-таки, как правило, становится человек, обладающий какой-то суммой качеств, которые в данный момент больше нужны обществу, выражают общественные потребности. Здесь работает так или иначе объективная закономерность.
В частности, после смерти В.И. Ленина советскому обществу нужна была прежде всего уверенность в возможности построить социализм, оставаясь единственным социалистическим государством а мире. А также, конечно, единство, централизация, дисциплина, без которых молодая советская власть тогда едва ли могла выжить. И.В. Сталин как бы олицетворял эти качества и твердо стоял на той позиции, что социализм можно построить в одной стране.
Но вся проблема в том, что с течением времени потребности общества могут измениться, а лидер при этом останется прежним. И вот тогда открывается путь для всевозможных искажений и деформации, когда уже общество подлаживают, нередко силой, под личные качества, желания и взгляды лидера. Здесь уже в полную силу работает субъективный фактор. Дальше этого Куусинен тогда не пошел и, видимо, не мог пойти. Но в дискуссиях в авторском коллективе высказывал однозначно и следующий отсюда вывод: такой поворот может произойти, субъективный фактор получает недопустимо широкий простор в том случае, если нет достаточно развитых демократических механизмов, которые могли бы ограничить власть лидера, либо заставив его изменить свою политику, либо отстранив его от руководства страной. В отсутствие таких механизмов начинаются неприятности, подчас очень крупные, а иногда, как случалось в истории, – роковые.
Должен признаться, я не раз потом думал, что история эта повторилась и с Н.С. Хрущевым: нужны были обществу после смерти Сталина такие качества нового лидера, как смелость, способность к решительному повороту, может быть, даже известная готовность идти на большой риск. Но потом то, что было достоинством, превратилось в недостаток. Хрущев был способен «взрывать» прежние порядки, а не преобразовывать их и тем более не создавать новые. Между тем после XX съезда КПСС этот вопрос встал в полный рост. И чем дальше, тем очевиднее выявлялось, что Хрущев начал себя изживать, что он все меньше может предложить стране. Мало того, понемногу соскальзывает к старому, даже в плане проклятого им культа личности руководителя.
Аналогичное произошло позднее, пожалуй, также и с Л.И. Брежневым. К концу хрущевского периода острой стала потребность в стабильности, даже передышке от бесконечных перетрясок и рывков вперед-назад. И уж что-что, а стабильность, неприязнь к переменам Брежнев в себе воплощал. Но опять же, как только вышли на первый план другие общественные потребности, эти качества руководителя стали вредными для общества, обратились в существенные предпосылки застоя. В обоих случаях (как и со Сталиным) общество получило, так сказать, больше, чем изначально хотело. И оказалось беззащитным, так как не имело демократических механизмов.
Но это уже не учебник, а навеянные им мысли. Мысли, так сказать, задним числом.
В оценке самой сталинской деспотии, ее характера и последствий О.В. Куусинен был однозначно жестким, отказывался прятать ее несовместимость с социализмом, коммунистическими идеалами, ссылками на «историческую необходимость», «строгие требования» периода перехода от капитализма к социализму. В то время он, правда, всего, что думал, публично высказать не мог.
Но несколько лет спустя, выступая на пленуме ЦК КПСС в феврале 1964 года с критикой теории и практики маоизма, Оттого Вильгельмович изложил давно уже выношенную им идею: «В действительности в Китае (речь шла о Китае в канун «культурной революции». – Г. А.) нет никакой диктатуры народа, нет диктатуры пролетариата, нет и авангардной роли компартии. Вся псевдомарксистская фразеология китайских руководителей есть лишь камуфляж для маскировки той диктатуры, которая там в самом деле имеется. Это диктатура вождей, а точнее говоря, диктатура личности»[3].