Он покраснел. Николя почувствовал его затруднение. У «парижского месье» не было других «собратьев», кроме «месье» из других больших городов, состоящих на одной и той же мрачной службе и приговоренных к одному и тому же одиночеству…
— Ваши столь существенные замечания облегчили нам работу, — продолжил Сансон. — Почти невозможно спутать предсмертные раны с теми, что нанесены несколькими часами позже.
Он снова склонился над трупом.
— Взгляните на это отверстие от пули. Вы верно заметили запекшуюся кровь на мышечных тканях, и это доказывает, что выстрел был сделан через некоторое время после смерти.
— Можно ли уточнить время выстрела?
— Выстрел был сделан спустя несколько часов, но не более шести. Еще я хотел бы добавить то, что мы уже знаем, — что эту рану не мог нанести себе самоубийца. Выстрел в упор был сделан в труп, в человека, ранее задохнувшегося от расплавленного свинца. На службе у короля я видел всякое, но это превосходит все…
Он оборвал свою речь, побледнел и вытер со лба пот. Николя вспомнил страшный рассказ Шарля-Анри Сансона о казни Дамьена, покушавшегося на жизнь короля, рассказ из первых уст. Этот человек, со своей добротой и чувствительностью, был настоящей загадкой. Бурдо нетерпеливо ждал, когда Николя начнет говорить.
— Я вижу, что мой друг Бурдо хочет, чтобы я изложил вам свои догадки, которые он, несомненно, разделяет. Итак, слушайте.
Он оглядел комнату, дабы убедиться, что никто их не подслушивает в темных коридорах огромного Шатле, и начал:
— Когда, войдя в комнату виконта, я осмотрел тело, кроме ужасной деформации лица я тут же заметил, что выстрел был сделан в шею с левой стороны. Сначала я не придал этому особого значения. Затем я нашел записку, все слова в которой были написаны заглавными буквами — я подчеркиваю — заглавными. Расположение бумаги на столе, лампы и пера, лежащего слева от записки, также сначала меня не насторожили. Но все изменилось после того, как я зашел в туалетную комнату. Я долго стоял перед элегантным несессером из серебра и перламутра. Что-то меня озадачило, и я позволил мыслям идти своим чередом. Я думал, что поражен только красотой этого предмета…
— Наша ищейка сделала стойку, — заметил Семакгюс.
— У меня душа охотника и богатый опыт общения с гончими. Короче, через мгновение щетки и бритвы помогли мне разрешить вопрос, я все понял. Уверен, что Бурдо сможет рассказать вам все остальное.
Николя хотел предоставить это удовольствие инспектору. Он знал, что может рассчитывать на его преданность. Опытный полицейский, его помощник, без видимых колебаний и с невероятной доброжелательностью воспринял взлет человека моложе себя на двадцать лет. Он обучил его своему ремеслу, раскрыл все свои секреты и даже однажды спас ему жизнь. Бурдо испытывал к нему не только дружескую привязанность, но и уважение. То, что для Николя почти ничего не значило, давало Бурдо возможность удовлетворить самолюбие и почувствовать свою значимость.
— Комиссар хочет сказать вам, — продолжил с важностью Бурдо, — что щетки и бритвы ставят обычно со стороны той руки, которой их берут, особенно если их ежедневно раскладывает перед хозяином лакей. Тот самый несессер стоял на столике с правой стороны. Но я думаю, месье, что вам лучше самому закончить этот рассказ.
— Из этого следует, господа, что мы выяснили точно, что виконт был убит, что его тело привезли во дворец его родителей, как именно и почему — нам неизвестно, и что потом кто-то выстрелил в тело, чтобы инсценировать самоубийство, и то, что он стрелял левой рукой. Затем он написал поддельное прощальное письмо, даже не пытаясь подделать почерк виконта, потому что писал заглавными буквами. Он совершил ряд промахов: перо с левой стороны, лампа с правой. Виконт де Рюиссек был правшой, он не мог убить себя, стреляя левой рукой.
— Я проверил это в Гренеле, у старого Пикара, — добавил Бурдо. — Он подтвердил мне, что несессер стоит с его обычной стороны.
— Вот и все, что мы знаем на данный момент. Этот труп, господа, больше ничем нам не поможет. Вскрытие уже не кажется мне необходимым.
— И все-таки, — сказал Семакгюс, — похоже, что вашего бедолагу еще где-то искупали. О дожде речи быть не может. Я нашел на его костюме — вам известна моя страсть к ботанике — остатки водорослей.
— Морских? — спросил Николя, в котором в самые неожиданные моменты просыпался бретонский моряк.
— Отнюдь, месье Ле Флош, пресноводных. Из пруда или реки. Если понадобится, я предоставлю вам подробный отчет.