Снова раздается крик:
— Кого вам нужно?
— Графа Лара. Мне говорили…
— Что вам говорили?
И тот, другой, начинает объяснять: он журналист. Пришел по поводу происшествия. Хотел бы узнать мнение…
— Какое еще мнение? Какое происшествие?
— Ну конечно, в Калляже. Мне хотелось бы знать…
Голос отвечает, что он не в курсе дела: газет здесь не получают и в доме нет радио. Здесь плюют на такие вещи, живут как дикари и при эхом чувствуют себя неплохо!
И тут граф вдруг повышает голос:
— А собственно говоря, какое происшествие? Что вам-то о нем известно? Происходят сотни всяких происшествий. К тому же граф живет не здесь. Дорога идет направо по болотам. В двух-трех километрах отсюда…
— Но мне же говорили…
— Что именно вам говорили? И кто вам говорил? Вместо того чтобы совать нос в такие дела, куда лучше научиться пользоваться картой. Здесь происшествием не интересуются, зато прекрасно знают дороги!
Думаю, именно так граф отправил этого следопыта в глубь болот, где, надеюсь, он не увяз в трясине. Иначе это была бы вторая жертва.
Помимо первого, носившего скорее комедийный характер, вторжения в нашу жизнь после той знаменательной ночи, но не столь уж невинного, ибо эти господа, так ничего и не узнав, дали волю своему воображению и наплели невесть что, последовало еще второе, и узнал я о нем от Софи. Она окликнула меня из сада с коробкой из-под обуви под мышкой. Может она зайти ко мне? Она поймала бабочку.
— Ужасно огромная! Хочешь посмотреть?
Ну конечно!
Она взбежала по лестнице, прижимая коробку к груди.
— А ты все работаешь?
— Да. Но с удовольствием посмотрю твою бабочку. Если у меня в один прекрасный день не окажется свободного времени для бабочек, это уж будет последнее дело.
— Вот посмотри, она там, в угол забилась.
Я не силен в естественной истории, но сохранил кое-какие сведения, почерпнутые в лицейские годы. Это была сумеречная бабочка действительно очень большого размера. Ее крылышки слабо трепетали.
— Ты знаешь, что это такое? — спросила она.
— Да, это сумеречная бабочка, называется «Мертвая голова». Из породы ночных.
— А-а, — произнесла она. — Редкая?
— Такие большие встречаются довольно редко. И что ты с ней собираешься делать?
— Да вот буду на нее все смотреть и смотреть. А вечером, нет в полночь, выпущу ее с балкона. Пошлю ее на луну.
— А где ты ее нашла?
— За бараками, где живут теперь солдаты.
— Солдаты? Какие солдаты?
— Здесь теперь солдаты живут. Капитан сразу же пришел к папе. Так громко разговаривает и все каблуками щелкает.
Собственно говоря, это были не настоящие солдаты, а подразделение сил безопасности, которые правительство использует на так называемом «внутреннем фронте». Их ненавидели те, с кем они боролись, и втайне презирали те, от имени которых они боролись. Такова судьба наемников, и для них вечный источник горечи, которую они худо ли, хорошо ли пытаются заглушить культом силы. Они примелькались нам на газетных фотоснимках. Плечом к плечу, в высоких сапогах, черных касках, вооруженные дубинками и гранатометами, и кажется, будто они — утес, на который натыкается волна забастовщиков, студентов и сторонников автономии всех мастей. В них есть что-то от рейтаров и гладиаторов. Напоминают они мне также тех гигантов, о которых в батальных сценах Учелло разбиваются стройные ряды коней и копий. Это отродье досталось нам по наследству. Да, насчет огласки получилось не так, как желалось!
Я спрашиваю у Софи:
— Ты знаешь, где они?
— Да. Вон там в роще.
Полдень. Мы выходим. Под солнцем, стоящим прямо над головой, дюны, казалось, дрожат, переливаются. Софи прижимает к груди коробку с бабочкой.