Естественно, что финансовые расчеты подвигаются плохо, когда голова забита такими мыслями. Я вдруг, как бы случайно, обнаруживаю, что у меня есть один неотложный вопросик, который нужно разрешить с молодчиками сил безопасности. Я мчусь в их расположение и снова совершенно случайно натыкаюсь на унтер-офицера, который был до приторности любезен со мной, когда узнал, что мы земляки. Мы говорим с ним о делах, а потом я как бы невзначай бросаю:
— Ну как, ночь оказалась удачной?
Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, что он не сомкнул глаз.
— Да так себе, — отвечает он, подавляя зевок.
— Охотились на лисицу?
— Если угодно, да.
Хотя мы были с ним из одного кантона, он не слишком доверяет мне. У этих типов соблюдение служебной тайны в крови.
— И лисичку поймали?
— Если угодно, да.
— Как говорится в нашем краю: «Охотишься за лисой, поймаешь барсука, и скажи спасибо, что не вернулся несолоно хлебавши».
Он смеется. Напомнив ненароком, что мы родом из одних краев, я вроде бы умерил его недоверие.
— Только не думайте, что так уж приятно носиться ночами по этим проклятым болотам! В моем-то возрасте! Ранним утром на болотах, поверьте на слово, от жары не помрешь. И к тому же ихние быки проклятые чересчур резвые и плевать хотели на нашу форму. Не говоря уж о собаках… Например, нынче утром…
— Нынче утром?
— Да. Мы получили кое-какие сведения об одном типе, который живет на ферме у черта на куличках. Приезжаем в самое неподходящее время, даже светать не начинало. Пробираемся, как вы понимаете, чуть ли не ползком. Входим во двор, и сразу же из-за изгороди на нас бросается свора собак: огромные, черные, никогда таких и не видывал, свирепые, вот-вот вцепятся тебе в икры.
— Да что вы!
— Именно так. И тут же открывается дверь. Выходит наш голубчик, уже одетый, в шляпе и прочем — представляете себе, в такую рань, — ну точно он нас поджидал. Мы даже рты от удивления открыли. Обычно-то мы застаем молодчиков еще в ночных рубахах, и глядят они на нас как ошалелые. А он хоть бы что. Кличет собак, и они тут же исчезают, так же быстро, как и появились. Нам он кричит: «Подходите же! Чем могу служить?» Нет, вы только подумайте: «Чем могу служить?» Тут я ему говорю: «Полиция», и сую под нос мандат об аресте. Он рассматривает его, точно это визитная карточка, говорит, да так насмешливо: «Что ж, входите, господа. Я в вашем распоряжении».
Мне представился граф на рассвете, свежевыбритый, одетый в бархатный костюм, в знакомой мне черной фетровой шляпе, слегка сбитой на затылок. Да, это на него похоже — изысканная вежливость. Я не сомневался, что и у него тоже были свои «сведения». Он провел полицейских в прихожую, затем в большой зал и указал на кресла светским жестом:
— Прошу вас, садитесь!
Они смущенно забормотали:
— У нас времени нет. Обыск…
— Как вам угодно. Вы здесь у себя дома.
Он должен был в душе подсмеиваться над ними, так как бумаги, если таковые вообще у него были, уже давным-давно находились в безопасности, в каком-нибудь тайнике на болотах. Я ясно представил себе эту сцену: за окном разгоралась заря, резко обрисовывавшая черты лиц, приглушавшая свет ламп.
Я спрашиваю с самым невинным видом:
— И вы что-нибудь нашли?
— Ничего. Но все же его забрали. Говорят, он был на подозрении. Пока его содержат в доме предварительного заключения в Вилляре. Однако требуются доказательства. Но искать их все равно что иголку в стоге сена. Кстати о сене, есть ли какие-нибудь вести с родины?
Было ясно, что больше он ничего не скажет, но, в общем-то, я узнал все, что хотел. Я произношу еще несколько вежливых фраз и бегу к Симону.
Застаю я его на террасе вместе с Элизабет. Мы немного болтаем о том о сем, затем я роняю:
— Да, между прочим, знаете ли вы новость? Графа Лара арестовали.
Симон отвечает: да, они узнали об этом еще утром, но он не придает этому особого значения. Впрочем, подробности неизвестны. Будущее покажет! Я исподтишка взглядываю на Элизабет. Она хоть бы глазом моргнула.
— Ведь вы с ним, кажется, встречались, Марк? — спрашивает меня Симон. — Я помню, вы мне об этом рассказывали…