Но оставим пока идеологию в стороне. Взглянем на учение, поддерживающее двустороннюю связь с человеком. На учение, в органику которого входит стремление привлечь к себе последователей.
Как ему это делать? Стремясь быть полезным для человека – или обольщая его?
Быстрее – обольщая. Или гипнотизируя, или устрашая, или манипулируя, или подчиняя.
Надёжнее – становясь полезным.
Мне, живому человеку, важно распознать, с чем обращается ко мне учение. На кого оно работает? На какие-то внешние силы? На себя, на своё упрочивание и процветание, для которого я послужу лишь питательным элементом? Или на меня, на человека с индивидуальным внутренним миром, ищущего своё самовыражение?…
Учение, происходящее от личной потребности в ориентировании, должно сберечь в себе уважение к этой потребности. На этом основано его естественное право быть учением, учить выбору направлений.
Я готов признать за учением его право на социальную оформленность, на его самоутверждение среди других учений. Готов признать, что ему нужны определённые усилия, чтобы служить сосудом для тех истин, которые собраны им воедино. Но всё же это для меня не самое важное.
Важнее всего для меня – то внимание, которое учение уделяет моим индивидуальным проблемам. Та основная работа по жизненному ориентированию, в которой учение должно мне помочь. На кого всё-таки направлены его главные усилия: на себя или на меня? Уладив проблемы самоорганизации, возвращается ли оно всерьёз к моим проблемам? Или, выставив на витрине свои накопленные драгоценности, предлагает мне любоваться и восхищаться ими, отвлекаясь от мелких внутренних трудностей?… Но мне не до этого. Мне надо жить свою жизнь.
В стране лингов (только не спрашивайте, где она находится, чтобы мне ничего не выдумывать) каждый говорит на своём языке. Не так вот сразу, конечно: раз – и на своём. Так ни в одной стране не бывает.
Прежде всего ребёнок у лингов, то есть линжонок, усваивает мамин язык. Знаете ведь, что многие мамы ещё до появления дитяти на свет уже вовсю беседуют с ним. Так что к материнскому языку малыш приспособлен заранее. Овладев маминым языком, линжонок принимается за папин. А вот потом он постепенно придумывает свой язык. И на нём уже всю жизнь разговаривает. Такое бывает, кажется, только у лингов. Хотя и в других странах дети нередко к этому склонны. Может, мы просто мешаем им обзавестись своим языком? А линги своим линжатам не мешают. Такой у них обычай.
При всём великом множестве разных языков линги очень общительны и дружелюбны. Их просто хлебом не корми (кстати, вместо хлеба линги употребляют картофельные пирожки), дай только выучить новый язык нового знакомого. А тот, пока ты его язык изучаешь, твоим овладеет. Оказывается, на двух своих языках ещё легче договориться, чем на каком-нибудь одном, но ничейном.
Приехал однажды в страну лингов (только не спрашивайте, как он туда добрался, выдумывать не хочу) всемирно известный учитель жизни Гин. Специально к ним ехал, потому что хотел принести лингам особую пользу.
Гин хотел научить лингов говорить на одном языке.
Он верил, что удобнее того всемирного языка, который он сам, Гин, придумал, ничего быть не может. На этом языке он и обращался к лингам повсюду, где мог найти мало-мальское возвышение для своего выступления. Ему очень хотелось, чтобы хоть в одной стране его, Гина, гиниальный язык стал бы не каким-нибудь, а государственным. Во всех других странах уже имелись государственные языки, только у лингов не было, а как же без этого?
Слушать Гина линги приходили очень охотно. Гиниальным языком они овладевали с лёту, и даже те, кто слышал его впервые, к концу лекции присылали Гину записки с вопросами уже на этом языке.
Но между собой линги употреблять его не хотели – и всё тут.
Гин никак не мог этого понять.
– Вам же нужен общий язык! – призывал он. – Государственный! Чтобы вести на нём все дела!
– И чтобы чиновники заставляли нас писать на нём заявления? – пугались линги. – Нет, не нужно.
– На нём можно выпускать газеты!
– Что вы! Гораздо интереснее рассказывать новости друг другу при встрече.
– На нём должны быть написаны все городские вывески! – настаивал Гин.
– Ну… – сомневались линги. – Важнее, чем в магазине торгуют, а не как он называется.
– Так ведь каждый сможет понять каждого! – терял терпение Гин. – Без общего языка сложно жить!
– Зато легче узнать, кто кого любит, – мягко объясняли ему линги. – Верная примета: тот, кто тебя любит, всегда твой язык выучит.