— Тогда за знакомство.
Он глотнул из чашки и передал ее Кремневу.
Кремнев сделал то же самое.
Ему был знаком этот древний восточный обычай, хозяин показывал гостю, что напиток не отравлен.
— Я люблю горы, Абдулл-Хаммад, здесь прекрасный воздух, — по губам Эмир-хана скользнула едва заметная усмешка. — Кроме того, в этих горах очень удобно прятаться.
— Превосходный чай, — похвалил Кремнев.
— Спасибо.
Кремнев посмотрел на шахматную доску. Его фигуры были белыми, Эмир-хан предоставлял ему право первого хода.
— Любите шахматы?
Эмир-хан улыбнулся.
— Одна из моих немногих слабостей. А вы?
— Люблю иногда сыграть, — кивнул Кремнев. — Когда попадается достойный противник.
— Ну что же, тогда начинайте.
Кремнев передвинул пешку с Е2 на Е4.
— Я узнал, что у вас есть то, что мне нужно. И что вы готовы это продать.
Эмир-хан сделал ответный ход.
— Кто же вам это сказал?
— Мустафа.
— Мустафа много чего говорил.
— Говорил?
— Я узнал, что вчера вечером наш общий друг Мустафа умер. Сердце остановилось.
Кремнев напал слоном на черного коня, разыгрывая испанскую партию. Эмир-хан в ответ двинул пешку с Н7 на Н6.
«Одной гнидой меньше, — подумал Кремнев. — Вот только не из-за Шайтана ли его сердце остановилось»?
— Жаль, — равнодушно сказал он вслух. — В том случае, если мы договоримся, он обещал организовать транспортировку груза.
— В том случае, если мы договоримся, мы обойдемся и без Мустафы.
Кремнев взял слоном черного коня, и черным пришлось сдвоить пешки.
— Речь идет об «СК-8».
Эмир-хан усмехнулся.
— Вы что, хотите взорвать Нью-Йорк?
— У моих клиентов далеко идущие планы.
— Откровенно говоря, я еще не решил, хочу ли я продавать эти бомбы. Думаю, что цена на них будет только расти.
Белый ферзь взял слона на F3, Эмир-хан в ответ вывел своего ферзя на F6.
Теперь ферзи стояли друг против друга.
— Как знать? Когда эти бомбы пустят в серийное производство, цена на них упадет.
Сощурив правый глаз, Эмир-хан посмотрел на Кремнева.
— А если их не пустят в серийное производство? Тогда я окажусь единственным, у кого они будут.
Кремнев глотнул чай.
— Похоже, Эмир-хан, это вы планируете взорвать Нью-Йорк.
— Как знать, — неопределенно сказал Эмир-хан.
Он снова наполнил обе чашки.
— Знаете, Абдулл-Хаммад, за что я так люблю шахматы? Эта игра показывает, на что каждый человек способен. Здесь проявляется не какое-нибудь одно качество, а сразу все. Ум, способность к аналитике, решительность, творческое начало, авантюризм. Нельзя стать настоящим игроком, не имея хотя бы одного из этих качеств. И при этом, какая гармония!
На шестнадцатом ходу Кремнев взял слоном вражескую пешку, и белые получили преимущество.
— А вы неплохо играете, — похвалил Эмир-хан. — Боюсь, скоро мне придется сдаться.
«Конечно, придется. Ты прав, — подумал Кремнев. — Ты даже не представляешь, насколько ты прав».
— Ну, почему, — произнес он вслух. — Ситуация неоднозначная, на доске еще много фигур.
— Это очень благородно с вашей стороны, но, по-моему, результат партии очевиден. У нас по две фигуры, но у вас лишняя пешка. Сомневаюсь, что при таком раскладе возможен даже ничейный результат.
— Так вы сдаетесь?
— Да, — просто сказал Эмир-хан. — Эту партию вы выиграли. Поздравляю.
— Спасибо.
Эмир-хан опять наполнил чашки.
— А знаете, что на мой взгляд самое прекрасное в шахматах?
— Что?
— То, что это — игра. И очень увлекательная. И некоторых людей она поглощает настолько сильно, что они напрочь забывают о реальной жизни. Шахматная доска, пускай ненадолго, становится для них единственным миром. Они с легкостью жертвуют фигуры, а когда они одерживают победу, они чувствуют себя чуть ли не Александром Македонским. Как вы сейчас.
Кремнев криво улыбнулся.
— А разве вы, Эмир-хан, не такой же?
— Я? Нет, я не такой же. Я всегда умел отличить игру от реальной жизни. И всегда умел правильно расставлять приоритеты. Поэтому вы сейчас смотрите на доску и думаете, что победили меня, — он сделал паузу. — А я смотрю на вас и думаю о том, что все ваши люди, которых вы привели с собой, уже мертвы.
Кремнев почувствовал мерзкий привкус.
— Вы блефуете, — сказал он, хотя уже понимал, что Эмир-хан говорит правду.
— А зачем мне это? — пожал плечами Эмир-хан. — Хотите, расскажу вам, как они умерли? Их ведь было семеро?
Он посмотрел на Кремнева, сейчас в его глазах явно читалось огромное чувство превосходства.
Кремнев стиснул зубы.
— Вы думаете, Эмир-хан, вы все предусмотрели?
— Думаю, да.
Кремнев выхватил пистолет и приставил ко лбу Эмир-хана.
— А это вы предусмотрели?
Эмир-хан даже не шелохнулся.
— И это предусмотрел. С самого начала нашей партии на вас нацелена винтовка моего снайпера. Сразу после того, как вы выстрелите, вы умрете.
— А почему вы думаете, что я не выстрелю?
— Потому что в таком случае у вас не останется шансов. А вы из тех людей, которые привыкли хвататься даже за самую тонкую соломинку.
— Вы ошибаетесь.
Эмир-хан пожал плечами.
— Если я ошибаюсь, то вы сейчас выстрелите, и мы оба умрем. А если я прав, то вы сейчас положите пистолет, и мы оба останемся живы. Вам всего лишь надо сдаться. Как я только что сделал в шахматной партии. Это непросто, но иногда надо уметь сдаваться.
Почти минуту они молча смотрели друг другу в глаза.
Как ни противно Кремневу было это признавать, но он понимал, что Эмир-хан прав. Он проиграл.
Кремнев поставил пистолет на предохранитель и положил на стол.
Тогда снайпер, наблюдавший эту сцену в оптический прицел, нажал на спуск, и выстрелом Кремнева отбросило на землю.