— Да я помню, — Кремнев кивнул головой. — Вы английская журналистка. Но вы так и не сказали мне, что вы здесь делаете.
— А вы не сказали мне, как вас зовут.
— Егор.
— А чем вы занимаетесь?
Кремнев почесал нос.
— Я? Я тоже журналист. Только российский.
Мэри укоризненно на него посмотрела.
— Это неправда. Но если не хотите говорить, то можете не говорить.
Пару минут длилось молчание, потом Мэри задала новый вопрос.
— А вы знаете, где мы?
Кремнев посмотрел по сторонам.
— Знаю. Мы в яме.
— Очень смешно.
— А по-моему, не очень.
— Знаете, если вам кажется, что я слишком много говорю, то я могу и помолчать.
Она отвернулась в сторону.
Кремнев вздохнул. Почему он всегда попадает на женщин, которые очень любят поговорить?
Хотя в данном случае это было простительно. Провести в одиночку три месяца в яме. Здесь и немой заговорит.
— Да ладно, говорите, — сказал Кремнев.
— Спасибо, что разрешили.
— Не за что.
Мэри внимательно посмотрела на Кремнева.
— Скажите, а вы всегда с девушками так себя ведете? Или тому виной сложившиеся обстоятельства?
— Тому виной сложившиеся обстоятельства. А вообще всегда.
Кремнев взял флягу и сделал несколько глотков.
— А здесь вообще кормят?
— Кормят.
— Вкусно?
Мэри улыбнулась.
— Первое, второе и десерт.
— Ну, значит, жить можно.
Она помолчала.
— Как вы думаете, отсюда можно сбежать?
Егор пожал плечами.
— Пока не знаю. Вам должно быть виднее. Вы же здесь дольше.
— Но мужчина-то вы, — парировала Мэри.
— Я же сказал, пока не знаю. Хотя люди и не из таких мест сбегали.
— Я хочу предложить вам сделку.
— Прямо так сразу?
— Мой отец очень богатый человек. За мое освобождение он заплатит любую сумму.
— А я здесь при чем? Вам бы следовало сообщить об этом Эмир-хану. Наверняка же он держит вас здесь не из-за ваших красивых глаз. Предложите ему выкуп, он согласится.
Мэри хмыкнула.
— А думайте, я не предлагала? Я сразу об этом сказала.
— А он?
— А он засмеялся и сказал: «Деньги это не самое главное в жизни». И посадил меня в эту яму.
— А он случайно не сказал, что самое главное в жизни?
Мэри отрицательно покачала головой.
— Хорошо, — согласился Кремнев. — Если я соберусь бежать, я обязательно возьму вас с собой. Только сдается мне, что это дохлый номер.
— Почему?
— Потому что, во-первых, мы глубоко в горах на секретной базе, и где здесь ближайший «Макдоналдс», я не в курсе. Во-вторых, мы с вами сидим в яме, и эта яма закрыта. Ну и, в-третьих, вокруг полно вооруженных до зубов людей, которые не хотят, чтобы мы сбежали.
Мэри резко погрустнела. Слова Кремнева отрезвили ее, вернув с небес на землю. Пробудившаяся было надежда на возможное освобождение угасла.
Крёмневу стало совестно.
Всегда чувствуешь неловкость, лишая людей иллюзий. Даже в тех случаях, когда это стоит сделать.
Он откашлялся.
— Есть такая поговорка, — начал он, — надежда умирает последней. Я в своей жизни не раз попадал в ситуации, из которых, казалось, не было выхода. Однако ж, как видите, я жив.
Мэри посмотрела на него сквозь слезы.
— Да, только раненый и в яме.
— Не все ж коту масленица. Главное не надо отчаиваться. И плакать. Если я что и ненавижу больше всего на свете, так это когда женщины начинают плакать. Всегда чувствую себя подлецом.
Мэри вытерла рукавом слезы и улыбнулась.
— Спасибо. Это самые лучшие слова, которые мне говорили в жизни.
Кремнев состроил предельно серьезную физиономию.
— Да, иногда я умею.
Наверху раздался звук приближающихся шагов.
Кремнев поднял голову.
— Похоже, это за мной, — сказал он. — Если что, приятно было познакомиться.
— Да нет, это Фарук, — успокоила его Мэри. — Местный повар. Сейчас есть будем.
Послышался звук открывающейся решетки, и в яму заглянул молодой широколицый лопоухий парень.
— Здравствуй, — он широко улыбнулся Мэри, и его лицо приобрело практически детское выражение. — Обед принес.
Фарук на веревке опустил в яму два больших дымящихся котелка.
— Это очень вкусно. Я сам готовил.
Мэри улыбнулась в ответ.
— Спасибо, Фарук. Как у тебя дела?
— Нормально дела. Вечер буду суп много готовить с баранина. Обязательно принесу.
Он посмотрел на Кремнева.
— Этот не обижает?
— Да нет, Фарук, это друг.
Фарук вздохнул.