— Ладно, давай не будем об этом, я знаю, что ты всесильный, но больше не трепись, прошу тебя, — едва шевелил языком Чика.
— Если ты волнуешься за Вику, то напрасно, это мой человек, скажи ему в ухо, что ты мой человек…
Я кивала головой, с Жекой бесполезно было спорить. Он и в самом деле появлялся иногда в «Космосе» или в «Национале», его знали многие девочки из нашей компании (я туда тоже иногда захаживала, пока не заимела квартиру и не перешла на надежную клиентуру), он их иногда припугивал, иногда чем-то выручал и, надо сказать, что какие-то крохи ему пере-падали.
— Давайте, мальчики, откроем еще одну бутылку. Хочу выпить за вас, — сказала я, и они с радостью согласились. Не прошло и часа, как оба уснули. Я приняла душ, откопала в шкафу чистое белье и улеглась в соседней комнате.
Утром отваливалась башка, и вообще было ощущение, что извалялась в грязи. Они продолжали спать, а я тихо затворила за собою двери.
С радостью оказалась в своей квартире, посмотрела на часы: в половине десятого должен звонить Мишель, я его никогда не подвожу. За последние месяцы он самый надежный. Все, что есть в квартире — и мебель, и ковры, и масса разных безделушек, — благодаря только ему, Я плачу за квартиру бешеные деньги, пятьсот рэ в месяц, но она лучше любого люкса в самом шикарном отеле. Таким, как Жека и Чика, сюда вход воспрещен, они полностью ошалеют от увиденного и начнут — не сомневаюсь в этом — тут же увеличивать свои ставки. Ста баками за вечер я никогда в жизни не отделаюсь, побывай они здесь и пронюхай кое-что о моей жизни поподробней. Я приняла душ, намазалась кремом и легла отдохнуть возле телефона-секретаря — подарка Мишеля. Стоило позвонить — и мой голос, записанный на пленку, мягко отвечал, когда я прибуду.
Я собиралась уже было задремать, как меня вдруг стало мучить вчерашнее предчувствие: что-то неладно дома, надо обязательно позвонить матери, давно с ней не говорила. Мама знает мой телефон, но сама звонить явно не станет, опять у нее какие-то обиды. Да, тогда, несколько лет назад, я выкинула фокус, когда вдруг бросила все и уехала в неизвестность, но теперь уже все, можно считать, позади. Она приезжала ко мне несколько месяцев назад, охала и ахала, когда ходила по квартире, приговаривала, что никогда подумать не могла бы, что вот так живут молодые певицы, а когда получила от меня массу нарядов, вдруг загрустила: «Откуда у тебя все это?» Я стала рассказывать о гастролях, показывала ей афиши, говорила, что скоро мои песни зазвучат по радио, телевидению, много работаю, деньги платят большие, на кого мне их тратить?
Я чувствовала, что ей очень хотелось, спросить о самом главном: о моей личной жизни. Там, в Воронеже, мною часто интересуется Генка Петров, мы с ним встречались несколько лет, он учится в медицинском, его мама говорит, что он ни с кем нё встречается, а все меня вспоминает.
— Мне не до этого, мама, — сказала я ей. — Липнут, конечно, всякие, но я их посылаю. Все будет позже, когда я чего-нибудь добьюсь.
Она увезла домой записи моих песен, давала их слушать знакомым, и те ее убеждали, что я сделала правильно, уехав из Воронежа, здесь бы мне светило лишь преподавание музыки в школе за несчастные копейки. Но мама, я это прекрасно чувствовала, думала совсем иначе. Я и сама часто вспоминала Генку, таких людей, как он, мало, его я прекрасно понимала, но он навсегда остался в прошлой, другой жизни, нам никогда не встретиться больше, никогда не поговорить, как раньше. Я стала совсем другой, и его счастье, что он не знает, какой…
Я протянула руку к телефону, не осмеливаясь набрать домашний номер, потом все же решилась. У мамы был тихий голос, она говорила так, когда была очень обижена.
— Ты здорова? — спросила я.
— Все в порядке, вот — только отец совсем сошел с ума. Ходит в какой-то клуб, марксистов, говорит, что мы не позволим продать идеалы социализма. У него собираются такие же отставники, до ночи спорят, составляют жуткие письма в инстанции…
— Это не самое страшное. Он сейчас не пьет?