— Место не имеет значения, главное — поставь, — я наклонился к нему: — А теперь зайди.
Не успел я рассовать бутылки, как Володька уже стоял под дверью.
— Сейчас, сейчас, — я впопыхах сунул несколько бутылок в ящик стола и открыл дверь.
Он вошел и повел носом по сторонам, сказал, что сегодня страшно трещит башка, явился из ЦК главный и сразу же устроил разнос, они там вроде бы накачки не дают, силы и возможности уже не те, но намекнули, что пока еще смогут предложить какую-нибудь другую должность, на которой он будет вести себя и поспокойнее и поприличнее. Ему сразу же не понравились макеты, сказал, что секретариат — это скопище ползающих полудохлых мух.
— Испугался? — спросил я.
— Да нет, наоборот, стал орать, что мы превращаемся в мещанский листок, нужны забойные материалы, черт с ними, пускай угрожают, ничего сделать уже не смогут, их время ушло.
Я поставил на стол «Чинзано» со словами:
— И время ушло, и люди сменились, а все по-прежнему. И у нас с тобой точно так же, как и у них. Полное постоянство.
Он на эти слова не среагировал, спросил:
— А закуска? Ничего сегодня не ел, голова кружится.
— Вот этого, извини, нет. Там, где я был, не выдают.
Он быстренько сбегал и принес несколько бутербродов.
Мы опрокинули по стакану, и я почувствовал, как моментально пьянею.
— Послушай, Володь, а ведь у меня тоже сегодня пустое брюхо. Ждёт, правда, одна с ужином, но «Чинзано», я думаю, не повредит.
— Это уж точно, поверь мне. У меня был как-то случай. Одна компания пригласила на один престижный кинофестиваль. Условия сказочные, номер — высший пилотаж, каждый день банкеты, приемы. Я там и надыбал одну, не очень чтобы красивую датчанку, надрались мы «Чинзано» и потом такой фейерверк устроили, что самому теперь не верится. Сегодня ты сможешь проверить…
Я вздохнул:
— Но она не датчаночка, а красивой была много лет назад.
Он рассмеялся:
— Тогда надо еще… Чтобы взгляд твой смазать. Лет этак на десять.
Я хотел сказать, что он низко берет, но не стал, а налил ему еще стакан и себе соответственно, мы выпили. Я выдал ответственному еще две бутылки, он чуть не упал от неожиданности, сказал, что мой анонс даже не снимет самая главная информация «оттуда», и исчез, обеспечив меня дежурной машиной. Хорошо, что есть такие люди. Я еду к тебе, моя давняя любовь! Мне плевать на твой полтинник (или даже больше), подстегивает «Чинзано», от него закипает кровь и появляются мысли о том, что Жека в самом деле прав, приходит время, подсчитывать бабки!
По дороге я купил цветы и предстал перед ней вполне респектабельным кавалером. Выставил на уже сервированный стол пять бутылок «Чинзано», сказал, что никакого перерыва у нас не было, вообще, как он мог быть если тогда, в Ялте я полностью потерял от нее голову, и сейчас почувствовал ТО же самое. Я видел, что мои слова радуют ее, хотя, конечно же, она не верит ни одному из них, но ничего, таковы правила игры, и она тоже вступает в игру, говорит, что сегодня волновалась, словно перед первым в жизни свиданием. Я едва не расхохотался, но вспомнил, что и в самом деле свидания для женщин ее возраста не менее ценные, чем те, самые первые, которые уже и вспоминать невозможно. Мы выпили, стали закусывать какими-то умопомрачительными салатами, я осмотрелся по сторонам и понял, что она живет неплохо и сама по себе — везде, буквально в каждом углу натыкано всего фирменного: начиная от видеосистемы, музыкального центра, заканчивая тяжелой бархатной шторой с изображением биг-бена. Она тоже, как может, крутится в своем телевизионном муравейнике. Я пододвинулся к ней поближе, запустил руку под вечернее платье и вздрогнул: какая у нее гладкая кожа.
— Не спеши, — сказала она, — мы все еще успеем. А сейчас я хочу выпить за случай, который нас свел. Кстати, о случае…
Она отодвинулась от меня, предварительно отпив из бокала, набрала номер телефона, спросила:
— Вадим, как идет прогон?
Что-то долго выслушивала, наконец сказала:
— Хорошо. Продолжайте…
Повернулась ко мне:
— От твоих девчонок все без ума.
После таких слов я не мог не наброситься на нее.
— Ладно, ладно, так и быть, мы сделаем в нашей трапезе перерыв.
6 Вика Ермолина
Он измучил меня вконец, Кому-то сказать страшно — запись одной песни целых три дня. На улице жара, в коридорах студии кого только ни встретишь — известных, малоизвестных и, конечно же, всякую шушеру. Идет гастрольный, чесовой сезон по стадионам, и у каждого есть шанс неплохо прокатиться. Тусовки то делятся на части, то обновляются, все куда-то мчатся, стараясь не упустить ни одного дня, все знают, что кончится лето и заработать столько, сколько сейчас, не представится возможным. Я тоже выскакивала несколько раз на гастроли, но с очень средними командами, на которые народ и на пляже не особенно-то загонишь. Мишель смеялся и говорил, что он не понимает меня, зачем мне все это надо, я ведь могу жить и так спокойно, не гоняясь за нашими советскими рублями, которые годятся разве что на замену обоев. Он не понимает, что я живу не только сегодняшним днем, мне нужно думать о своем будущем, вот возьмет он и смотается в Бельгию к своей жене и деткам (при нем-то я не говорю об остальных), а я останусь ни с чем, и даже деревянные деньги станут для меня недостижимыми, если я сама о себе не позабочусь.