Мы дослушиваем песню, хлебаем из горла и говорим друг другу приятные слова. В самом деле, это на сегодняшний день шлягер. Влад доказал мне, а теперь докажет другим, что он не совсем еще утонул в бутылке; когда он заводится, как зверь, у него получается настоящее. Я прощаю ему, что он брал у меня деньги за записанные песни, а потом тянул к себе в постель, заставлял напиваться вместе с собой и выслушивать длиннющие речи о собственной гениальности и никчемности всех остальных, кто уже начал разувериваться в нем, а он сегодня делает ставку на молодых, правильно делает, пройдет немного времени — и от стариков ничего не останется, их ждет сто рублей за концерт перед престарелыми тетками. Мы дослушали песню, еще немного выпили, я заметила, что у Влада изможденное, испещренное густой сеткой морщин лицо.
— Может, тебе на сегодня хватит работать, — сказала я, — поехали куда-нибудь посидим в приличное место, отметим наш первый большой успех.
Он на меня вызверился:
— Да ты что, сейчас придет Распутин! У нас с ним в запасе одна ночь. Не знаю, как я выдержу все…
И тут в студии раздался звонок. Влад открыл дверь. На пороге стоял Распутин, он протянул Владу руку, сказал:
— Начинаем?
Меня словно не замечал.
— Познакомься, это Вика Ермолина. Мы только что замечательно поработали.
— Я вижу, — сказал Распутин и ткнул пальцем в почти опорожненную бутылку, — ты все-таки неисправим.
— Но это такая песня! — будто оправдываясь, сказал Влад.
— Я рад за нее, — он на меня так ни разу и не глянул. Ну и пижон!
— Послушай, Влад, я тебе дозванивался весь день. Мне срочно нужен человек в поездку. Кречет захандрил, у Масловского отец в больнице. Все летит… Сорок концертов, по три-четыре в день… Двоих я нашел. Более-менее… Нужен еще кто-то. Сам я не вытяну два часа.
Влад на мгновение задумался.
— Однажды я тебя выручил одной девушкой.
— Только не она. Поет, 3 микрофон в километре держит, да и таких, извини, рядом со мной ставить…
— Согласен, согласен, но у тебя был пожар, и я просто помог его тушить.
И тут Влада будто осенило:
— А чего, собственно, мы гадаем? Бери Вику. У нее пять песен, а последняя просто отвальная.
— Кто написал?
— Личное.
Распутин впервые мне улыбнулся, сказал:
— Поздравляю. Он даже для меня не всегда пишет.
— Так ты берешь ее или нет? — спросил Влад и с сожалением глянул на бутылку. Теперь ему уже вряд ли придется от нее отпить.
— Конечно, беру. Для меня твоя рекомендация… Ты сам знаешь…
Я не верила в происходящее. Я буду петь с «Супером». Ломящиеся стадионы, толпы фанатов, и я на сцене.
— Может, прослушаете песню? — спросила я у Распутина. Он вскинул брови:
— А это зачем? Послезавтра в 22.00 у выхода на перрон на Белорусском вокзале. Только без опозданий и без фокусов. Я этого не люблю. И никаких вычурных нарядов. Майка, джинсы, что-то в этом роде. Условия — стольник за концерт. Договорились?
Я едва разжала челюсти:
— Договорились…
Влад смотрел на меня пьяными, радостными глазами. Он понимал, что для меня означает появиться в такой компании. А тут еще газета, да еще чуть ли не в день начала гастролей.
Я примчалась домой начала названивать всем знакомым. Кого заставала на месте, тут же нагружала информацией: газета, новая песня, гастроли с «Супером». Потом позвонила домой.
— Мама, ты не представляешь, какую песню я записала! Композитор сказал, что ему ничего подобного не удавалось…
— Ты когда приедешь домой?
— Как и обещала. Сейчас непредвиденные гастроли, ты не представляешь, с кем… Самая популярная группа страны. И еще газета. Читайте статью в пятницу…
— Я поздравляю тебя, — сказала мама.
Потом раздался звонок от давнего клиента. Несчастный итальяшка, извини, ради бога, но сегодня мы никак не можем встретиться, этот вечер не для тебя, я не могу сегодня работать, я имею право немного порадоваться. Если честно, то первый раз за долгое время. Я сказала ему, что послезавтра уезжаю = на гастроли, пускай он не обижается, у меня ночная запись на телевидении, я приеду и сразу ему позвоню, пускай только он не бросается на первых встречных. Потом я набрала номер Мишеля, он сказал, что никак не может пробиться ко мне. Телефон то молчит, то все время занят.
— Меня это беспокоит, — с напускной обидой в голосе сказал он.