Я подошел к ним и произнес в стиле их песен «Сколько лет, сколько зим». Затем провел без пропуска мимо места на входе, сыпанув ему горсть «Кэмэла». Мы поднялись на лифте в мою конуру, которую я делил с молодым стажером.
Я открыл бутылку минеральной, с жадностью выпил стакан. Старший, усатый, лысый, лет пятидесяти, понимающе хмыкнул, мол, это дело поправимое, все в наших руках, вот сейчас поговорим и пойдем куда следует, в Москве немало заветных мест, вспомним молодость. Но это, друзья, не та песня, это раньше можно было закатить шикарный обед, скажем, в домжуре, и все расходились счастливыми, сегодня я найду с кем пообедать в более приличной и приятной компании…
Каждый из нас был занят своими мыслями, допивал бутылку минеральной, и старший начал вещать, что я не постарел с тех пор, как мы виделись в послёдний раз, юноша да и только, а публикации мои, более того, помолодели, их ждут все, я остался смелым и принципиальным, несмотря на наше сложное время (последняя фраза мне явно не понравилась), четко расставляю акценты в запущенном эстрадном хозяйстве (похоже на последний доклад нового министра культуры), и хорошо, что еще остались люди… Он вспомнил нашу последнюю встречу в Сочи, конкурс, где он и я были членами жюри, мои слова, с которыми он тогда не был согласен, а сегодня целиком солидарен. Слов своих я, естественно, не помнил, а вот то, что он тогда выручил несколькими сотнями рублей, запечатлел в памяти. Уж не вспоминает ли он все в деталях, чтобы заполучить обратно эти деньги? Нет, он помнит, что я критиковал их последний репертуар, они отказались от сложных форм, вернулись к народной песне, практически к лубку, на них снова повалили, притом, как ни странно, и пацаны, и старухи, и им снова поверили, и вот теперь накануне своего юбилея они почувствовали себя молодыми и окрыленными. Во всем этом было много вранья, но я поздравил их. В самом деле, не многим удалось уцелеть в штормовом эстрадном океане (люблю я все-таки цитировать пошлятину из газет), когда-нибудь любители истинного искусства на эстраде, именно истинного, я подчеркнул это, поставят им памятник, а пока надо продолжать не отступать от занятых позиций. Лица у них от моих слов повеселели. Младший сообщил, что они готовят юбилейный концерт, им обещали зал «Россия», но все еще под большим вопросом. Кто-кто, а я-то понимаю, как сложно что-нибудь пробить, не зря ведь говорят, что сегодня зрителей намного меньше, чем возникших групп, и им нелегко выдержать конкуренцию.
Директор зала до сих пор ничего определенного не сказал, словом, — нужна поддержка… Тут они оба замялись. Конечно, я все понимаю, им нужна поддержка, я поговорю с главным, чтобы дать юбилейную статью или нечто вроде этого, но в последнее время стало трудно с газетной площадью, идет борьба — за тиражи, растут, как грибы после дождя, всякие левые, из подворотен, издания, главный требует, чтобы каждый материал был сенсационным, иначе можно закрывать газету, ее просто перестанут читать: Поэтому переговоры у меня предстоят трудные и сложные, сперва с членами редколлегии, со своим непосредственным начальником, человеком, зацикленным на классике или на джазе, в крайнем случае он подпускает «металл» и попсу, но самую читабельную, потом с замами, а потом уже с главным. Придется доказывать, что когда-то мы вас открывали, все время поддерживали, и теперь не имеем права остаться в стороне. Они понимающе кивали головами, потом вдруг старший предложил: «Может, пообедаем где-нибудь вместё…» Ну, вот и договорились, нет; ребята, наша беседа происходит не двадцать лет назад, когда вы меня устраивали с большой котлетой и бутылкой коньяка на столе, сам могу вас накормить и неплохо, да еще в таком месте, куда вас близко не подпустят…
Я сослался на страшную занятость, надо сдавать полосу, принимать еще троих человек, которым, в отличие от них, придется отказывать, потом писать материал на радио, выступать на телевидении в молодежном канале. И тут младший быстренько встал со своего места: «Вспомнил, мне срочно нужно позвонить домой. Можно из соседней комнаты?» Что ж, немного в лоб, но и так сойдет. Я проводил его и вернулся к усатому народному артисту. Тот повел себя, — как и следовало ожидать, более решительно, наклонил сверкающую лысину, сказал, что мы давно друг друга знаем (молодчина!), он понимает, каких трудов будет стоить мне публикация, и желает их хоть немного компенсировать, Протянул мне небольшой, но довольно тугой сверточек, я небрежно бросил его в ящик стола. В самом деле, сказал я, мне придется хлопотать, да еще и не один раз, но все, надеюсь, будет в полном ажуре. К тому же, у главного день рождения, и я сделаю ему соответственный подарок, не преминув упомянуть при этом и о них. Еще я полистал календарь на столе, спросил, когда точная дата юбилея, и сказал, что материал появится именно в этот день.