Получив эту информацию, судьи замахали на Крошку Джека руками, прогоняя его обратно в шеренгу, и вызвали вперед Леди Годиву, которой дали розетку за третье место. Больше всего их позабавило, по словам миссис Лонглейди, то, что участница сидела на настоящем пони и была одета в трико и боди телесного цвета. Это вдвойне уязвило нас, потому что мы договорились НЕ задействовать пони, у нас в семье соблюдалось правило не выставлять напоказ богатство.
Если бы Крошка Джек выиграл ту желтую розетку, все бы изменилось (могло бы измениться). Возможно, наше отношение к деревне поменялось бы к лучшему. Думаю, так бы и произошло. Но он не занял никакого места, и наше отношение не изменилось, и мы побрели домой, и я поднялась к себе, и посмотрела в зеркало, и почувствовала себя бесконечно опустошенной и униженной. Я не стала драматизировать. Я не растоптала свои пятьдесят пенсов ногами и не разорвала их в клочья. Я была зрелой девочкой для своего возраста, я заварила чай и сказала, что в жюри одни суки, и Крошка Джек кивнул.
Мама испытала горькое разочарование. Я сказала «горькое», потому что это слово прекрасно сочетается со словом «разочарование». На самом деле она слегка разочаровалась и рассердилась и, как и я, подумала, что в жюри одни суки, особенно учитывая, как презрительно они отнеслись ко мне в костюме Мисс Децимализации, хотя идея была самая актуальная.
Сестра сказала, что участвовать в конкурсе было глупостью с нашей стороны, что мы оба выглядели по-дурацки и ей было стыдно. И в тот момент я поняла, как я ее люблю. Поняла, что она всегда будет честна с нами, и ее честность в высшей степени подбодрила меня. Ее едкое замечание дало мне надежду.
Пьеса, которую мама написала о параде, была самой несмешной из тех, что она когда-либо писала.
Судья. Ну, так кого же вы изображаете?
Адель. Я деревня.
Судья. Но вы похожи на судью Верховного суда, попавшего в беду.
Адель. Это моя интерпретация деревни.
Судья. А этот костюм актуальный и сделан своими руками?
Адель. Да, за исключением парика, который я взяла взаймы.
Судья. Не забудьте его вернуть.
Участие в маскараде никак не продвинуло нас на пути к главной цели, да и вообще никуда не продвинуло, и мы решили, что пора самим идти дальше. Понимая всю неотложность дела, мы снова занялись обсуждением Списка – относительных достоинств Кеннета, шофера, и мистера Олифанта, местного жителя типа фермера (хотя он лично и не занимался никаким фермерством) – и ломали голову в поисках новых кандидатов, как вдруг в кухню вплыла мама в платье-рубашке карамельного цвета с металлическим поясом и в белых сандалиях.
Мы спросили, куда она собирается, и она ответила, что идет на прием к доктору Кауфману за рецептом на таблетки, от которых ей станет лучше, и удалилась настолько быстро, насколько ей это позволяла узкая юбка.
«Таблетки, от которых ей станет лучше». Какая блестящая мысль! Когда дверь за мамой захлопнулась, я победоносно вскинула кулак. Такое простое решение всех наших проблем, куда проще, чем красить мебель или топать в церковь раз в неделю, и благодаря ему нам, может быть, и не придется доставать новые идеи из рукавов – в переносном смысле.
Сестра сказала, что не следует слишком радоваться, потому что даже если таблетки и сработают, нам, чтобы вернуть себе остатки уважения, по-прежнему отчаянно нужен человек у руля, какой бы счастливой или нормальной наша мама ни стала.