– Это же позор, что в Таиланде нет еще школы слепых! – гремел голос Ерошенко. – Чтобы чувствовать себя полноценным, слепой должен работать.
– Зачем? Разве от этого он станет зрячим? Ерошенко не знал, что чиновники, с которыми он общался, следовали строгой инструкции: ни в чем не содействовать иностранцам. И вот, желая во что бы то ни стало добиться цели, поэт видел препятствия не там, где они были на самом деле. Фатализм, свойственный некоторым знакомым ему тайцам, он принимал за равнодушие, а жизнелюбие их путал со стремлением к праздности.
Нотки отчаяния усиливались от одного его письма к другому. То он писал, что для образования слепых в Таиланде нет ни средств, ни преподавателей, то грустно признавался, что вообще разочаровался здесь в людях.
Что ему оставалось делать? Махнуть на все рукой и вернуться назад к друзьям? А может, что еще хуже, остаться в Бангкоке при русском ресторане – благо жизнь здесь была дешевая, да и соотечественники к нему благоволили? Однако это было не для Ерошенко. Вот что он писал профессору Накамура: "Сиам мне не очень нравится, но жить здесь приятно… Я не думаю о возвращении в Японию. Долго оставаться в Сиаме у меня тоже намерений нет. Через год я поеду в Индию, оттуда хочу поехать в Аравию. Если бы только у меня были деньги, можно было бы строить планы, но приходится (прямо как в русской пословице) "сидеть и ждать у моря погоды".
Из писем той поры мы узнаем его планы: побывать в Бирме, съездить на Яву (2), посетить город Акку и оттуда уже добраться до России. "Так завершится мое первое путешествие по всему свету", – писал Ерошенко. Значит, в его планах было и второе и третье? Известно, например, что он мечтал побывать в Америке.
А как же отсутствие средств? Как бы отвечая на этот вопрос, Ерошенко писал: "Никогда не думал я о деньгах… Есть нечто такое, что беспокоит больше, чем деньги. Оно-то и заставило меня покинуть Японию, а сейчас вынуждает уехать из Сиама. Боюсь, что это "нечто" не даст мне покоя и в Индии и развеет мою мечту об Аравии. Я все это хорошо понимаю, но не могу противостоять этой властной силе…".
Что же это за сила, не совсем понятная даже ему самому? Ответ на это и сложен и прост. Можно сказать: это любовь к людям. Можно добавить – сострадание к своим незрячим братьям, желание объединить их не в касту отверженных, а в равноправный отряд свободного человечества.
Ерошенко был из тех, для кого чужая боль много сильней собственной. Он не мог блаженствовать в Японии, когда его слепые братья страдали в Таиланде. Он не мог сидеть сложа руки в Бангкоке, когда им закрывали дорогу к образованию, к свету. Это был человек действия.
… Ночь. Спит мертвый и прекрасный город Аютия – древняя столица Таиланда. Руины его поросли лианами, улицы – бамбуком. Но вот в городе послышались голоса, появились люди. Они ощупывают руины, читают выпуклые надписи на стенах пагод, трогают бесчисленные изваяния Будды и, кажется, совсем не тяготятся темнотой. А ведет их высокий белокожий человек, совсем не похожий на тайца.
… День. По пыльной дороге Менамской равнины идут, взявшись за руки, слепые. Впереди – высокий человек с гитарой. На привалах он, развязав мешок, вынимает редьку, капусту, помидоры, огурцы. Все это переходит от одного слепца к другому. Ерошенко (а это он ведет слепцов) повторяет названия овощей по-тайски и объясняет, как их можно записать по Брайлю.
В те годы вокруг имени Ерошенко рождаются легенды. Так, одна из них утверждает, что русский путешественник все же основал в Таиланде школу слепых и благодарные тайцы поставили ему там памятник… Хорошо сказал об этом, вероятнее всего несуществующем, монументе воронежский писатель Э. И. Пашнев: "Если люди сначала придумали легенду, а потом поверили в нее, то незачем ездить и проверять – стоит памятник Василию Ерошенко в Сиаме или нет. И неважно, что у этого изваяния нет автора и нет самого изваяния, памятник все равно стоит, потому что этого хотят многие люди. И стоять этому памятнику теперь вечно, потому что легенда делается из более прочного материала, чем бронза, гранит или мрамор.
А может быть, и в самом деле какой-нибудь отчаянный скульптор на свой страх и риск из простого камня высек упрямо наклоненную голову философа и широкие плечи путешественника, и стоит сейчас Василий Ерошенко в тени какого-нибудь диковинного дерева на той далекой сиамской земле, и все, кто проходит мимо: школьники и почтальоны, учителя и крестьяне – приносят к его ногам экзотические цветы своей родины".