Ик продолжали политические махинации с каримоджонгами, пробирались в Судан, срывали все мероприятия правительства по борьбе с набегами и убийствами, ковали оружие для скотоводов. Правительство попыталось переселить их, но ничего из этого не вышло — ик снова возвращались па родину. Было одно возможное решение, но правительство отказалось от него, — собрать их всех и расселить по разным районам Уганды, чтобы они со своим умением адаптироваться влились в другие общества. Развал племени, как и развал семей, не имел бы никаких последствий, ибо обе эти ячейки — большая и малая — уже перестали существовать.
Но правительство не хотело признать, что ситуация чрезвычайно сложна, и пыталось сохранить ик как народ в целом в надежде, что положение исправится. До сих пор положение не улучшилось, да оно и не улучшится, пока не вымрут все ик. Ирония заключается в том, что, руководствуясь гуманными соображениями, правительство обрекло ик на бесчеловечное существование.
Я привел пример, чтобы показать, как пагубны изменения, если они происходят совершенно непредвиденно, в результате, казалось бы, малозначительных шагов, предпринимаемых далее из лучших побуждений. Этот пример показывает также, насколько сложны проблемы правительства, которое обязано думать прежде всего об интересах государства в целом. Правительство Уганды понимает, что стране нужен мир и процветание. Ик угрожают и миру и процветанию. Ик не только поощряют, но и разжигают враждебные действия на международном уровне. Так, они убеждали туркана вторгнуться в Уганду с 20 тысячами голов скота и захватить пастбища в заповеднике Кидепо. Они угрожают национальному процветанию, так как заповедник — это неотъемлемая часть национальной экономики. Он привлекает туристов, а туризм — один из главных источников валюты для Уганды. Можно, конечно, утверждать, что «неверно» было лишать племя ик права на охоту, но также неверно и лишать Уганду доходов от заповедника. Такова ситуация, унаследованная африканским правительством от эпохи протектората.
Оно пыталось выйти из затруднения гуманным путем, создав комитет помощи голодающим и великодушно предложив переселить людей в те районы, где возможно земледелие, но до сих пор правительство не нашло решения проблемы. Власти могли бы принять единственное кажущееся разумным решение, признав тот факт, что при нынешнем состоянии общества ик попытка расселить этот народ (даже разделив «семьи» при невозможности сохранить их едиными) не представляет акта насилия. Но если бы правительство провело это в форме военной операции (а иного выхода почти наверняка не было), то иностранная печать, политические деятели, ученые и обыватели — все начали бы кричать о бесчеловечном правительстве. Однако такими мерами удалось бы спасти ик хотя бы в качестве отдельных индивидов от нынешней трагедии, а новорожденные дети получили бы возможность расти в человеческих условиях, правда, может быть, и не под именем ик.
Примерно такая же, но намного менее острая проблема стоит перед правительством Республики Заир в отношении пигмеев-мбути из лесов Итури. Здесь проблема совсем иного свойства — она вызвана не нуждой, а сверхизобилием и связана с той общественной системой, которая и сейчас удовлетворяет потребности лесных жителей, обеспечивает их существование и ни в коей мере не противостоит новому государству. Проблема отличается и тем, что, если бы интегрировать пигмеев в нацию в качестве ее трудолюбивой продуктивной и ответственной общины, это открыло бы широкие возможности использования социальных и экономических традиционных ресурсов.
Сходство же заключается в том, что правительства Заира и Уганды состоят из людей, получивших образование в колониальных школах и зараженных вследствие этого колониальной психологией, не чувствующих никакой симпатии к традиции и считающих, что традиция враждебна идее нации и прогрессу. Прогресс они понимают в западном смысле этого слова. Страна глубоко втянута в сферу международной экономики и политики, и нужно полагать, что она еще долго будет следовать за Западом, в каком бы направлении Запад не двигался.