К лету 2017-го мама уже какое-то время не курила. Держалась чуть ли не год уже. Я, во всяком случае, её не «палил» с этим – она потом начала прокалываться, и очень неаккуратно, настолько, что мне как-то неловко было за неё, но это отдельная тема, я к этому ещё вернусь. Так вот, летом 2017 года мама вдруг меня спросила:
– А у меня голос очень хриплый?
– Ну так, – пожимаю плечами, – надорванный слегка.
Тут только до меня дошло: ведь точно, мама, обычно громогласная и полногласная, говорит тише и как-то сипло. Как будто накричалась или холодной воды напилась. Пошевелив мозгами ещё, я понял, что такой голос-то у неё уже довольно давно. Я даже уже привык к нему, не замечаю.
– Что ж это может быть? – спросила мама, пристально на меня глядя, тревожным тоном.
– Не знаю, – говорю, – но ты же вообще громко разговариваешь. Вот в телефон так просто кричишь. И курила всю жизнь. А недавно простужена была. Вот и сорвала.
Когда ж она болела-то? Хм, да, что-то голос долго восстанавливается, уже чуть ли не пару месяцев. А я просто не замечал – я же вижу маму почти каждый день, а такие медленные изменения незаметны. Но у мамы были друзья и подруги, кто звонил ей буквально раз или два в год – бабушкины ученики, бывшие соседи, бывшие коллеги, и вот все они либо её не узнавали по телефону, либо тут же восклицали: ой, Юля, что у тебя с голосом?
Тогда я сказал маме:
– Ну сходи, что ль, в поликлинику.
– К кому?
– К лору, наверное… К фониаторам же только вокалисты ходят, да и где мы квалифицированного фониатора возьмём?
Мать записалась в районную поликлинику. Приём через неделю или две. Типа того.
– Я что-то боюсь, – сказала она, перед тем как отправиться в поликлинику.
– Да перестань, – говорю. – Полечат. Чем-нибудь. Прогреванием. Или лазером.
Мама вернулась из поликлиники через час.
– Ну чё? – спросил я в коридоре.
– Меня кладут в больницу, – ответила она спокойно.
Я чуть язык не проглотил. Уставился на неё. Она щёлкнула выключателем, зажгла свет в коридоре.
– З-зачем? – говорю. Что за нелепость…
– У меня опухоль надгортанника, – ответила мама всё так же спокойно.
Вообще-то она очень эмоциональный человек. А тут ведёт себя так, как будто у неё депрессия. Про депрессию позже, это отдельная тема, а я в тот момент всё стою остолбеневший и чувствую, как у меня живот сжимается от страха.
– Что делать будешь? – задаю я идиотский вопрос.
– Сейчас соберу вещички и пойду ложиться, – пожала она плечами. – Дай в комнату пройду…
Я отстранился. Крикнул вдогонку:
– Мам, давай я тебя на такси отвезу?!
– Нет, зачем, я пешочком. Это ж Первая градская, тут близко.
Это на Ленинском проспекте, от нас туда можно дойти пешком, по пешеходному мосту перейти Москву-реку и сразу почти окажешься на территории больницы. Кстати, именно в реанимации Первой градской умерла моя бабушка – мамина мама – от внезапного сердечного приступа… Это было лет за пятнадцать до описываемых событий. Всё это время никто из нас никакую Первую градскую не вспоминал.
Ладно, решил я, мне всё равно надо сейчас метнуться в Сити в издательство за книжкой на перевод или договор подписать, не помню.
Я заглянул в комнату к маме. Она методично собирала всякую одежду, носки, прочее.
Мама – копуша классическая, но тут она довольно быстро собралась. Вышла из своей комнаты, одетая практично и неброско, с сумкой, набитой чем-то там больничным: халат, полотенца, мыло – вот это всё. Опытный пациент.
– Тебя проводить?
– Да не надо… Поезжай по своим делам.
Дела у меня действительно были. Рабочие. Мне нужно было в издательство АСТ – это недалеко от наших Лужников, в Сити. Двадцать минут на велосипеде – это был мой любимый способ передвижения – по набережной или две остановки на МЦК. В издательстве нужно было забрать книжку, которую мне дали переводить с английского. Не помню, какая именно книжка, но точно про музыку. Это одно из моих профессиональных занятий – перевод non-fiction литературы о музыке с английского языка.
Казалось, рабочая рутина, все эти действия: приехал – взял пропуск – поднялся на пятнадцатый этаж – поболтал с редактором и так далее – должны отвлечь, занять все мысли. Хорошая такая суета. На самом же деле я себе места не находил. Половина сознания как будто работала только на маму и как её там кладут… Я жду звонка, телефон лежит в кармане джинсов, когда же он завибрирует, чтоб она мне что-то сказала?..
Книжку я взял, делать больше в Сити было нечего, и я вернулся домой. Вскоре пришла и мама.