Добро пожаловать в мир, каков он есть, Рик! Знай, что тебя в нем ждет.
В госпитале Дж. Ф. Стронга я трудился до седьмого пота. Через три месяца я мог выписываться. Если бы не задержка из-за скоб, которые, естественно, пришлось делать на заказ, чтобы сидели на ноге как надо, я мог бы выписаться вообще через два месяца. Врачи меня отпускать не хотели. Обычно курс реабилитации длится месяцев 5–6, я же сократил его вдвое. Пришлось немало поцапаться с администрацией, чтобы вырваться из этого заведения, но все-таки это случилось достаточно быстро, и обещание, которое я дал сам себе и Бобу Редфорду еще в Королевском Колумбийском госпитале, наполовину было выполнено: я вернулся домой в январе, как раз к началу занятий второго семестра одиннадцатого класса. Правда, играть в школьной команде, как я обещал, я не мог.
Однако моя больничная одиссея на этом еще не кончилась. Постскриптум к ней заставил себя ждать еще несколько месяцев. В тот день, когда мне исполнилось семнадцать лет, я снова вернулся в Королевский Колумбийский госпиталь. Металлические пластины, которые они привинтили к моему позвоночнику, создавали массу неприятностей и причиняли боль, по мере того как я начинал все более активно двигаться. Думаю, это мышцы начали о них тереться. Врачи сделали мне рентген, но пластины мешали им разглядеть, насколько хорошо срослась кость. Вот они мне и сделали предложение: если я не возражаю, они вскроют позвоночник и посмотрят, что там творится. Если кость срослась достаточно прочно, они обещали вынуть пластины. В противном случае это будет напрасная операция.
— Приступайте, — сказал я им. — Иначе я просто сойду с ума.
Вот, значит, они меня усыпили, потом я просыпаюсь и вижу, как доктор швыряет на постель эти самые пластины и говорит: «Гуляй смело, Рик. Срослось, как камень».
Я заплакал. Может быть, просто впал в депрессию после анестезии. Но ведь за плечами был целый год непрерывной борьбы с болью. Теперь у меня была любимая девушка, и вообще на меня навалились целые тонны различных проблем. Видно, все то, что я как бы запер в самый дальний ящичек у себя в голове, словно вырвалось наружу и нахлынуло разом на меня, пока я лежал на койке и приходил в себя. Да, крепкий, как камень. И такой же подвижный…
В общем, они притащили ко мне одного парня-консультанта. Он и сам передвигался на коляске и работал в Канадской ассоциации параплегиков[1]. Он немного поговорил со мной, спросил, что не так. Когда я ему рассказал, он ответил, что, мол, да, ему все это известно.
Я лишь молча посмотрел на него. «Ничего-то тебе не известно», — подумал я.
Но все это было позднее. А сейчас, семь месяцев спустя после несчастного случая, я возвращался домой. В определенном смысле это означало конец одной битвы и начало другой. Я был сильным парнем для своего возраста. И в форму я сумел войти довольно быстро. Я умел ходить с костылями и в скобах и мог носиться на каталке. Но больничная жизнь, невзирая на все тяготы, как бы несла в себе механизм безопасности. А теперь мне предстояло самостоятельно найти ответы на пару вопросов: смогу ли я, частично парализованный, свыкнуться с жизнью дома и, что более важно, найдется ли место вообще в этой жизни для меня?
Настало время трогаться в путь и самому во всем убедиться. Я был счастлив, окрылен, нервничал и боялся одновременно. Собственно, поэтому путь домой оказался куда длиннее, чем я думал. И еще из-за того, что первым делом мы попали в очередную аварию. Чтобы понять, как это случилось, вы должны немного узнать о моем отце.
Этот человек проработал всю свою жизнь в компании «Би-си Тел», причем начал в шестнадцать лет телефонистом линейной бригады в Порт-Алберни. В линейные бригады брали отборных, самых крепких ребят. Они рыли все эти ямы и устанавливали столбы — и никаких там механических подъемников, все на одних мускулах. Нытикам места там не было. Или ты крепок телом и духом, или проваливай!
Отцу известно, что такое несчастные случаи и боль. Зимой 1964 года он забирался на столб в Форт-Сент-Джоне, когда услышал треск и почувствовал, как вся махина начинает падать на него. А когда он попытался перелезть на другую сторону, чтобы упасть хотя бы «верхом» на столбе, его «кошки» намертво вцепились в древесину. Ему раздробило бедро в трех местах. Вообще-то ему еще повезло, что живым остался: ведь случилось-то это в безлюдной местности и мороз стоял зверский. К счастью, неподалеку появилась машина, и его отправили прямиком в госпиталь.
Так вот, этот суровый, не избалованный жизнью малый приехал, чтобы отвезти меня домой в Уильямс-Лейк на новеньком «форде»-вездеходе Бронко, который всего каких-нибудь часов шесть как стал моим. Я был в такой спешке, так торопился попасть домой ко второму семестру, что купил его, даже не рассмотрев. Я лишь видел несколько рекламных снимков автомобиля, решил, что именно это мне и надо, и оформил покупку по телефону.