Тощая Вильма смотрит на мертвую. «Только в Банате, — возражает она. — У нас погода из Австрии, а не из Бухареста».
Вода молится на улице. Жена Виндиша втянула носом последние слезинки. Сказала: «Старые люди говорят: кому в гроб льет дождь, тот, значит, был хорошим человеком».
Над гробом старой Кронер букеты гортензии. Они грузно и фиолетово вянут. Смерть, состоящая из кожи и костей, лежит в гробу. Букеты гортензии она возьмет с собой. И молитва дождя их прихватит.
В непахнущий бутон гортензии карабкается муха.
В комнату входит пастор. Шаг у него тяжелый, а тело будто налито водой. «Слава Иисусу Христу», — говорит пастор, передавая министранту черный зонт.
Женщины молитвенно жужжат, и жужжит муха.
Столяр вносит крышку гроба. Дернулся лист гортензии. Лиловея и мертвея, он слетает на молящиеся руки, стянутые белым шнуром. Столяр кладет на гроб крышку. Короткими ударами забивает в гроб черные гвозди.
Катафалк сверкает. Лошадь косится на деревья. Кучер серой попоной накрывает лошади спину. «Лошадь простудится», — поясняет он столяру.
Министрант держит над головой пастора большой зонт. Ног у пастора нет. Черная ряса метет подолом по грязи.
Виндиш чувствует, как вода хлюпает в ботинках. Он вспомнил о гвозде в ризнице. О гвозде, на котором висит ряса. Теперь столяр вступил в лужу. Виндишу видно, как погружаются в воду шнурки на его ботинках.
«Черная ряса всего нагляделась, — размышляет Виндиш. — Видела, как пастор на железной кровати ищет вместе с женщинами свидетельства о крещении». Столяр о чем-то спросил. Виндишу слышен его голос. Слов не различить. Он слышит кларнет и большой барабан у себя за спиной.
У ночного сторожа шляпа с бахромой из дождевых шнуров. Вздувается надгробное покрывало, и трясутся гортензии на выбоинах. Свои листья они сбрасывают в грязь. Под колесами грязь блестит. Катафалк кружит по стеклу луж.
Духовая музыка застужена. Глухо и сыро бухает большой барабан. И по течению дождя плывут над деревней крыши.
Кладбище светится мраморными крестами. Над деревней повис погребальный колокол, покачивая болбочущим языком. Виндиш видит свою шляпу, шагающую по луже. «Вода в пруду поднимется, — думает Виндиш. — Дождь мешки для милиционера стащит в воду».
В могиле стоит вода. Желтая, будто чай. «Теперь старая Кронер попьет вволю», — шепчет тощая Вильма.
Псаломщица наступила на маргаритку, лежащую на дорожке между могилами. Министрант косо держит зонт. Кадильный дым плывет к земле.
Брошенная пасторской рукой пригоршня грязи стекла на гроб. Он изрек: «Прими земля твое. Господь возьмет свое». Министрант пропел долгое и мокрое «аминь». У него во рту Виндиш успел заметить коренные зубы.
Грунтовая вода поглощает надгробное покрывало. Ночной сторож прижимает к груди шляпу, сминая ее поля. Сморщенная шляпа похожа на свернувшуюся черную розу.
Пастор закрыл молитвенник со словами: «До встречи в мире ином».
Могильщик — румын. Он упер заступ в живот. После перекрестился, касаясь плеч, и поплевал себе на ладони, прежде чем засыпать.
Духовой оркестр играет стылую траурную песню. Песня бескрайняя. В валторну дует портновский подмастерье. Его пальцы в белых пятнах посинели. Подмастерье соскальзывает в песню. Близ уха у него большой желтый раструб, сияющий, как раструб граммофона. Вываливаясь оттуда, песня разлетается.
Большой барабан гремит. Глотка псаломщицы повисла между концами головного платка. Могила заполняется землей.
Виндиш прикрыл глаза. Они болят от беломраморных мокрых крестов и от дождя.
Тощая Вильма вышла за ворота кладбища. Изломанные гортензии лежат на могиле старой Кронер. Столяр стоит близ могилы матери и плачет.
На маргаритку ступила жена Виндиша. «Пошли», — говорит она Виндишу. Он рядом с ней идет под черным зонтом. Зонт — огромная черная шляпа. Жена Виндиша носит эту шляпу на длинной ручке.
Могильщик остается один на кладбище, ноги у него босые. Заступом он очищает от грязи свои резиновые сапоги.
Король спит
Незадолго до войны на перроне стоял деревенский оркестр в темно-красных униформах. Вокзальный фронтон украшен гирляндами из красных лилий, астр и листков акации. Собравшиеся в воскресных нарядах. На детях — белые гольфы. Тяжелые букеты в руках закрывают детские лица.
К вокзалу подходит поезд, оркестр играет марш. Публика приветственно рукоплещет. Дети подбрасывают вверх букеты.
Поезд сбавляет ход. Какой-то молодой человек высовывает из вагонного окна длинную руку с растопыренными пальцами. Он кричит: «Тихо. Его Величество король спит».