Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни.
" 'Oh, how sonorous, how beautiful is the Greek language!' he would say, with a sugary expression; and as though to prove his words he would screw up his eyes and, raising his finger, would pronounce 'Anthropos!'
- О, как звучен, как прекрасен греческий язык! -говорил он со сладким выражением; и, как бы в доказательство своих слов, прищурив глаз и подняв палец, произносил: - Антропос!
"And Byelikov tried to hide his thoughts also in a case.
И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр.
The only things that were clear to his mind were government circulars and newspaper articles in which something was forbidden.
Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь.
When some proclamation prohibited the boys from going out in the streets after nine o'clock in the evening, or some article declared carnal love unlawful, it was to his mind clear and definite; it was forbidden, and that was enough.
Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено - и баста.
For him there was always a doubtful element, something vague and not fully expressed, in any sanction or permission.
В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное.
When a dramatic club or a reading-room or a tea-shop was licensed in the town, he would shake his head and say softly:
Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо:
"It is all right, of course; it is all very nice, but I hope it won't lead to anything!"
- Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло.
"Every sort of breach of order, deviation or departure from rule, depressed him, though one would have thought it was no business of his.
Всякого рода нарушения, уклонения, отступления от правил приводили его в уныние, хотя, казалось бы, какое ему дело?
If one of his colleagues was late for church or if rumours reached him of some prank of the high-school boys, or one of the mistresses was seen late in the evening in the company of an officer, he was much disturbed, and said he hoped that nothing would come of it.
Если кто из товарищей опаздывал на молебен, или доходили слухи о какой-нибудь проказе гимназистов, или видели классную даму поздно вечером с офицером, то он очень волновался и всё говорил, как бы чего не вышло.
At the teachers' meetings he simply oppressed us with his caution, his circumspection, and his characteristic reflection on the ill-behaviour of the young people in both male and female high-schools, the uproar in the classes. "Oh, he hoped it would not reach the ears of the authorities; oh, he hoped nothing would come of it; and he thought it would be a very good thing if Petrov were expelled from the second class and Yegorov from the fourth.
А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, - ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, - и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого -Егорова, то было бы очень хорошо.
And, do you know, by his sighs, his despondency, his black spectacles on his pale little face, a little face like a pole-cat's, you know, he crushed us all, and we gave way, reduced Petrov's and Yegorov's marks for conduct, kept them in, and in the end expelled them both.
И что же? Своими вздохами, нытьем, своими темными очками на бледном, маленьком лице, -знаете, маленьком лице, как у хорька, - он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и в конце концов исключали и Петрова, и Егорова.
He had a strange habit of visiting our lodgings.
Было у него странное обыкновение - ходить по нашим квартирам.
He would come to a teacher's, would sit down, and remain silent, as though he were carefully inspecting something.
Придет к учителю, сядет и молчит и как будто что-то высматривает.
He would sit like this in silence for an hour or two and then go away.
Посидит, этак, молча, час-другой и уйдет.
This he called 'maintaining good relations with his colleagues'; and it was obvious that coming to see us and sitting there was tiresome to him, and that he came to see us simply because he considered it his duty as our colleague.
Это называлось у него "поддерживать добрые отношения с товарищами", и, очевидно, ходить к нам и сидеть было для него тяжело, и ходил он к нам только потому, что считал своею товарищескою обязанностью.