Я зашел в холл пятизвездочного отеля бодрой походкой и направился к стойке. Меня уже ждали. Глаза девушки на ресепшене вспыхнули салатовым огнем, что означало «Номер оснащен, защищен, готов», я взял карточку и поборолся с носильщиком грумом за свой дипломат – я не выпускал его из рук, тоненькая золотая цепочка охватывала мое запястье и вела к ручке дипломата. Эту тоненькую золотую цепочку было бы не под силу разорвать самому сильному человеку в мире. Золотая цепочка хранила мой дипломат от кражи, а меня самого от немедленной смерти. Он был набит артефактами под завязку, простые смертные не могли дотрагиваться до него. На контроле в аэропорту пришлось подсуетиться, стереть этот момент из памяти всех проверяющих – как я проношу сквозь рамки дипломат в руках, мимо ленты и их застывших, удивленных лиц. Но задача руководства того стоила. Открыв дверь в номер, первым делом, проверил его на магические вмешательства. Было чисто. Хм. Странно. Чисто на самом деле, или настолько тонко и мощно сработано, что я не смог заметить? Это вечный вопрос, который мучает всех посвященных: моего ли уровня было вмешательство, чисто ли тут, или чисто сработано, лох ли я или лох кто-то другой? Ах, уж эта вечная гребанная иерархия, расшаркивания ножками перед высшими, презрительное обращение с новообращенными, которым всего-то лет 200-300. Пожалуй, тут в совете никого младше 600-летних вампиров и не встретишь. Но это меня, впрочем, не касалось. Я приехал по работе, по работе же и хотел уехать. На своих двоих, желательно. Я содрал покрывало с моей огромной кровати и рухнул в нее, не раздеваясь. Мне хотелось утопить свое лицо в кипельно-белых подушках и простынях так сильно, как будто это могло спасти меня. Как будто это могло отменить задание. Как будто я был новобранец и не знал, что такие задания не отменяются. Такие задания – как билет в один конец, отменяются только тогда, когда исполнитель умирает. А я не хотел умирать, я хотел еще пожить. Да, у меня были планы на жизнь. Я немного похрипел в подушку, к сожалению, я не мог сказать маме, что мне ко второй и не ходить, на фиг, никуда. Я не мог отказаться от задачи, поставленной руководством. Да что там? Я ничего не мог. Я встал, подошел к зеркалу и поправил прическу а-ля Мирей Матье. Да, я все знаю, что вы там мне собираетесь сказать (заткнитесь все, кто кричит что Мирей Матье – французская певица, я не хочу вас слушать) , но весь я, весь мой костюм был стилизован под 70е годы, под Италию 70-х годов, равно как и моя прическа. Пусть те, кто подворачивает штаны, назовет мою прическу глупой. Я был на пике моды, алё, ребята. Жизнь искрила во мне красками, жизнь нравилась мне. Дурацкая моя задача слегка портила мое мартовское настроение, но я терпел. Я отодвинул шторы и увидел Пражскую суету бархатного вечера, уже обещающего быть томным. Лидочка выбрала мне номер в самом центре Праги, умничка, надо будет привезти магнитик и чего-нибудь булькающего для блеска глаз нашей секретарши. Обычный человек в обычном номере смотрит на обычный вечер обычного мартовского дня в Праге. Все срасталось, кроме города: этот город в любое время дня и ночи был необычен. Я достал бутылку виски из мини бара, налил в крышечку, растер виски. Виски помогает вылечить больные виски, запомнить очень просто. Знай, переставляй ударение туда-обратно. Я не пил, по службе было воспрещено. Алкогольный запах из моего рта долетел бы до острых ушей шефа в Москве в считанные секунды. Буквально. Посасывало под ложечкой. Не знаю, кто это придумал, более дурацкой фразы сложно вообразить. Во-первых, почему ложечка? Почему именно там? И кто сосет под ложечкой? И кто должен сосать? И почему в определенные моменты в жизни сосет, а в другие – нет? Столько вопросов, и ни одного ответа. Я открыл окно, высунулся и три раза условлено помахал в темноту. Мне трижды прогудели снизу, к сожалению, так и не понял, что это была за машина, что ж, придется разбираться на месте. Дважды нажал на старинную помпу мужских духов. Духам было лет 200, не меньше. Сама жидкость была уже мутной, что-то плавало внутри. «Души предыдущих агентов»,– съюморил я про себя, но было как-то не смешно. Я был собран. Посмотрел на себя в огромное зеркало в ванной с лепниной. Посмотрел, проверил зубы на извечный фантомный листик салата – сейчас не было, но он мог в любой момент появиться. Одернул пиджак. Мотнул головой, чтобы волосы красиво рассыпались в мягком свете лампы. И вышел за дверь. Деревянная дверь номера мягко защелкнулась, но я облегченно вспомнил, что взял карточку от номера и даже сунул ее в пиджак, что было удивительно. Я страдал всеми «профессорскими» недугами: забывчивостью, рассеянностью, извечным склерозом. Швейцар открыл передо мной двери лифта, я зашел. Проверил лифт на негатив: ой, сколько же тут было скандалов, крикливых жен, вопящих на своих мужей, пьяных в стельку, заливающих свое семейное несчастье от таких жен, любовников и любовниц всех мастей, несчастных миллионеров, известных актеров, актрис, власть держащих: лифт был наполнен энергией денег, пафоса, высокомерия, а так же слез, тоски, разочарований, агрессии и гнева. Тоненькие темно серые паутины в углах лифта, невидимые обычным глазом, означали пристрастия проезжающих к алкоголю и наркотикам. Live fast, die young. Огромное количество денег не гарантирует счастливой жизни. Я поправил свои невидимые усы, мне было некомфортно. Мне, с таким опытом работы, с такими уровнями защиты, с таким количеством заклинаний, как портупея, опутывающих меня по всем периметрам моего тела: мне было некомфортно от скопления такого негатива в углах лифта. Я передернул плечами, швейцар среагировал мгновенно: уменьшил кондиционер. Я усмехнулся его идеальной вышколенности, пригладил рукой челку Мирей Матье и широким шагом вышел из лифта. Холодало. Мартовский вечер в Праге переставал быть томным. Глаза ресепшионистки горели красным, походу, дела были так себе, надеюсь, это касалось только пробок на подъезде к моему отелю. Я смело шагнул в мартовский пражский мрак, почти сразу двое невидимых подхватили меня под локотки. Я мгновенно проверил все свои датчики: ни липкого страха, ни сосания под этой гребанной ложечкой. Свои. Я позволил себя донести до авто и даже запихать в довольно низкий шевроле, но дальше мне хотелось какой либо ясности действий и я легким заклинанием осветил двух молодых, еще зеленых, кто тащил меня и одного, такого старого, что пыль веков натурально покоилась на его ботинках. Пыль веков, кровь врагов, огонь сражений. В общем, лучше было не связываться. «Что вы там себе думаете в Москве»,– медленно, словно пережевывая жерновами колосья пшеницы, произнес он,– «что мы не в состоянии обеспечить безопасность приезда столь высокого гостя?» «Ошибаетесь, высочайший пост занимаете тут вы»,– произнес я, параллельно делая шахматный расклад на фантомной доске на потолке автомобиля. Каждая из фигур означала определенного человека, потому расклад был живым и интересным. Очень интересным всем присутствующим, включая водителя. Высочайший услышал мои мысли и напустил дым забвения в сторону водителя, поставив для верности фантомное полупрозрачное стекло, через которое невозможно было услышать фразу, даже если бы ее вам орали прямо в ухо. Ох, уж эти расшаркивания ножками. Атмосфера накалялась. Я до сих