– Баба Ната, ужинать будем скоро?
– Ты не наелась? – засуетилась бабушка. – Я тебе поджарю яичницу.
– Ничего она не хочет. Она с дядей Эем хочет сидеть рядом и шалить, – догадалась баба Валя.
– Не думай, что за ужином я позволю тебе вытворять всякие штуки, – предупредила мама Рита и посмотрела на меня. – Понял, дядя Эй?
Я смущенно улыбнулся. Ничего уже нельзя было отменить. Мы не могли отказаться от вытворения еще одной штуки. Слишком она была хорошо продумана.
Как мы и ожидали, за ужином нам отвели места в разных концах стола. Меня посадили спиной к балкону, а мою сообщницу спиной к двери в прихожую. Почти два метра стола, заставленные посудой, разделяли нас. Дотянуться друг до друга и зацепиться мизинцами мы не могли. Но нам и не нужно было. Вот в чем секрет. Незаметно для всех мы протянули под столом суровую нитку и привязали ее к своим мизинцам. Я к левой руке, а Аллочка к правой, к той, в которой держала вилку. Я снова чувствовал прикосновение руки девочки, прикосновение лепестка ромашки или гвоздики, которое передавалось мне по суровой нитке, как по телеграфу.
Мы ужинали молча, время от времени подергивая за нитку, чтобы удостовериться, что связь действует.
– Что это вы притихли? – подозрительно спросила Леля. – Не может быть, чтобы вы просто так притихли.
Алла многозначительно подергала за нитку, давая понять, что с Лелей следует быть очень осторожными. Я тоже подергал несколько раз, отвечая по нашему телеграфу, что понял. Но, видимо, последний сигнал получился нерасчетливо сильным. Вилка в руке у Аллы подпрыгнула и метнула вверх картофелину.
– Как ты ешь? – спросила сердито мама Рита и внимательно посмотрела на дочь. – Что это у тебя на руке?
На другом конце стола такому же внимательному разглядыванию подверглась моя рука.
– А у тебя что на пальце? – спросила баба Валя.
Скрываться было бесполезно. Мы с Алкой засмеялись: я смущенно, она торжествующе.
– Мы под столом телеграф провели, – объяснила девочка. – Настоящий телеграф, правда, дядя Эй? Прямой и обратной связи. Один раз подергаешь нитку – «внимание!» Два раза подергаешь – «слышу вас». Как у водолазов, да, дядя Эй?
Мама Рита молча взяла с тумбочки ножницы и обрезала нитку около самого мизинчика дочери. Но смотрела она осуждающе только на меня:
– Никак я от тебя этого не ожидала. У ребенка в руке вилка. Глаз можно выколоть. Неужели ты этого не понимаешь?
Моя сестра была права. Я сказал Алке, чтобы она привязала «телеграф» за левую руку, тогда можно было бы совершенно безопасно и незаметно подавать друг другу сигналы. Но ей показалось гораздо интереснее привязать к правой руке, чтобы можно было есть жареную картошку и тут же подавать сигналы.
Мне не следовало так неосторожно дергать. Увлекся игрой, как мальчишка. Все взрослые были совершенно справедливо недовольны мной, все приняли сторону мамы Риты.
– Тоже мне телеграфист, – покачала головой Леля.
– Это я придумала, это я – телеграфист.
Аллочка так трогательно и решительно защищала своего неудачливого сообщника, что меня очень быстро простили.
Внезапно зазвонил телефон. Залаял Квадрат. Еще в середине ужина тетя Леля заказала такси. Диспетчер сообщил, что машина уже пять минут стоит во дворе.
Баба Ната выглянула в окно и подтвердила:
– Правда, стоит.
Тетя Леля заволновалась:
– Одевайтесь скорее. Эй, дядя Эй, иди скорее задержи машину, а то она уедет без нас.
– Ладно, сейчас, – пообещал я, схватил Алку в охапку и понес к креслу, где стояли ее туфли с пуговками-вишенками. Застегивать эти пуговки входило в мою обязанность и всегда доставляло мне такую же радость, как держать за суровую нитку маленький хитрый мизинчик.
– Тебе говорят – еще громче и требовательнее закричала на меня Леля. – Что ты мешкаешь?
И тогда Алла, только наполовину успевшая влезть в свои туфли, сказала с вызовом и гордостью:
– Он без меня ни за что не пойдет.
Она была твердо уверена в моей преданности И я действительно не пошел задерживать такси, пока моя племянница не обулась и не оделась. Зато потом мы вместе побежали вниз по лестнице сломя голову.
Ружье
Говорили мы с Аллой и о политике. Как-то я зашел за ней в детский сад. Возвращались мы домой пешком, мимо памятника Петру I. Вдруг она остановилась и спрашивает:
– Дядя Эй, почему камень лопнул?
На гранитном пьедестале под ногой бронзового Петра I, действительно, была заметна трещина.
– Понимаешь, Аллочка, во время войны, когда тебя еще и на свете не было, фашисты пришли в наш город и первым делом решили стащить на землю все бронзовые памятники
– Зачем?