— Хм! хорошо!., c'est la meme cho-o-se, как говорить у нас, во Франции. Смис? Бригадный генерал Джон. А… Б… С… Ведь не станете же вы утверждать… — тут мой собеседник счел нужным поднести палец к носу — ведь не станете вы утверждать, что не знаете всего этого смисовского дела так же хорошо, как знаю я. Смис? Джон А… Б… С?. Это человек…
— М-р Синивэт, — сказал я умоляющим тоном, — это человек в маске?
— О не…е…ет, — сказал он глубокомысленно, — и не человек с лу…у…ны.
Я счел такой ответ за положительное оскорбление и сейчас же в бешенстве покинул этот дом, твердо решившись немедленно потребовать у м-ра Синивэт удовлетворения за его некорректное поведение и невоспитанность.
Тем временем, однако, я положительно недоумевал, откуда бы мне почерпнуть желательный сведения. Мне решительно некуда было больше обратиться. И я решил идти к самому источнику: явиться прямо к генералу и попросить у него объяснения загадочных обстоятельств. Здесь, по крайней мере, не могло быть недоразумения. Я намеревался быть ясен, положителен, краток; сух, как черствая корка, и точен, как Тацит или Монтескье.
Было еще рано, когда я явился с своим визитом. Мне сказали, что генерал одевается, но я отвечал, что я пришел по делу, и старый слуга-негр ввел меня прямо в спальню, где остался во все время моего посещения. Войдя в комнату, я, понятно, осмотрелся, ища хозяина, но его нигде не было видно. На полу мне попался под ноги какой-то большой узел странной формы, и так как я находился в достаточно мрачном настроении духа, то толчком ноги откинул его в сторону.
— Гм! гм! Нечего сказать, вежливо! — раздался из узла тоненький голосок — не то писк, не то свист, самый смешной голосок, какой мне приходилось слышать.
— Вежливо, нечего сказать.
Я просто закричал от ужаса и отлетел в самый далекий угол комнаты.
— Да скажите, ради Бога, — продолжал свистеть узел, — что… что вам, собственно, надо?.. Вы… мы, кажется, вовсе не знакомы…
Что я мог сказать на все это? Я упал в кресло и, выпуча глаза и открыв рот, ждал решения загадки.
— Хотя, однако, странно, что вы не узнали меня, — снова запищал узел, совершавший, как я теперь заметил, какие-то необъяснимые эволюции на полу: как будто он натягивал на себя чулки. Впрочем, видна была только одна нога.
— Да правда, странно, что вы не знаете меня! Помпей, подай другую ногу!
Помпей подал узлу, отвечая на это приказание, большую пробковую ногу, уже обутую; узел в мгновение ока привинтил ее и выпрямился передо мной.
— Кровавое же было это дело, — продолжал это существо, будто разговаривая сам с собой; — хотя, впрочем, и нельзя рассчитывать отделаться одной царапиной, когда идешь против бугабу и киккапу. Помпей, пожалуйста — руку. Томас — обращаясь ко мне — положительно лучший мастера по части пробковых ног; но если вам, милейший, понадобится рука, советую вам обратиться к Битопу. — Помпей, между тем, привинтил руку.
— Горячее было дело, могу сказать. Ну, собака, накладывай плечи и грудь. Питт делает лучшие плечи, ну, а за грудью вам придется обратиться к Дюкре.
— За грудью? — переспросил я.
— Помпей, да кончишь ты, наконец, возиться с париком? Скверная штука скальпирование; но какую чудную накладку можно получить у Де-Лорма.
— Накладку? — Ну, негр, зубы! За хорошей челюстью лучше всего обратиться прямо к Пэрмли — немножко дорого, но работа превосходная. Мне пришлось проглотить несколько великолепных зубов, когда здоровенный бугабу ткнул меня прикладом… Да, прикладом… ружейным прикладом!! Ну, теперь глаз! Ну, уже давай, Помпей! Ввинти мне глаз. У этих киккапу кулак всегда наготове. Но д-р Уильямс ловкач; не можете себе представить, как хорошо я вижу глазами его изделья.
Я теперь начал соображать, что передо мной не кто другой, как мой новый знакомый, бригадный генерал Джон Смис. Манипуляции Помпея произвели в его наружности разительную перемену. Но голос еще сбивал меня с толку; однако и эта загадка скоро разъяснилась.
— Помпей, черный негодяй, — запищал генерал, — ты, кажется, намереваешься отпустить меня без нёба!
Негр, бормоча извинение, подошел к своему господину, открыл ему рот с ловкостью жокея и с невероятной быстротой вложил несколько странное приспособление. Моментально в лице генерала произошла поразительная перемена. Когда он снова заговорил, голос его опять приобрел ту силу и мелодичность, которые поразили меня при нашем первом знакомстве.
— Черт бы побрал этих скотов! — сказал он таким ясным голосом, что я даже вздрогнул от перемены. — Черт бы побрал их! Они не только выбили мне нёбо, да еще потрудились отрезать, по крайней мере, семь девятых языка. Но нет в Америке мастера, равного Бонфанти по этой части. Могу смело рекомендовать его вам — тут генерал поклонился — и уверяю вас, с особенным удовольствием.