— Вы! — Ира кинула на меня яростный взгляд. — Что вы натворили?! Как вы посмели?!
Я впервые видел её такой — скулы яростно ходили в стороны, зрачки сузились, глаза налились кровью; она вся тряслась и была готова сорваться в любой момент. Я молчал, не проронил ни слова.
— Убирайтесь, — отвернулась девушка. — И не возвращайтесь к нам в дом, я видеть вас не могу!
— Ир… — Вот и всё, что я смог выговорить в тот момент.
— Вон! — Голос её начинал дрожать. — Я ошиблась, вы не похожи на моего отца. Вы не коммунист, как он… вы… вы — садист и убийца!
В голове вновь что-то щёлкнуло: ноги едва ли не подкосились, в глазах на секунду потемнело, тело пробрало холодом. Я и не заметил, как волосы девушки оказались в моей руке. Она испуганно взвизгнула и закрыла лицо ладонями.
— Не смейте! — Послышался крик Семёна.
Ещё секунда, и я бы со всей силы ударил её по лицу, но что-то меня остановило. Это был не крик Семёна. Я взглянул в зелёные глаза, наполненные слезами, на её побледневшее лицо, трясущиеся губы.
— Я не убийца, — прошептал я и сделал шаг назад, отпуская её волосы. — Я не садист! Я не убийца!
Натянув козырёк фуражки на глаза, я твёрдым шагом направился к выходу, слыша, как Ира успокаивает то ли Семёна, то ли саму себя. Я вновь едва не сорвался, я едва не ударил человека, которого люблю…
У выхода из здания стоял участковый, которого я встретил в день моего приезда. Он озадачено посмотрел на меня, но ничего не сказал, словив мой хмурый взгляд в ответ.
***
Я не помню, как провёл этот день, - он просто выветрился из моей головы. В памяти стояли лишь глаза Иры, а на кончиках пальцев сохранялись ощущения от прикосновения к её волосам. Я злился. Злился на самого себя.
Вечерело. Я долго стоял у дома Ирины; свет в нём горел, но у меня не хватало духу постучаться. Что я ей скажу? Как буду смотреть в глаза? Нет, я ничего не смогу. Буду стоять, как столб, но не решусь даже извиниться.
Сделав последнюю затяжку, я направился в сторону дома председателя. Я не знал, где мне можно было бы переночевать, - только там. Естественно, я не горел желанием оставаться с Йонесом в одной комнате, даже на пару минут, но делать было нечего.
Литовец не спал - об этом свидетельствовал тусклый свет, исходящий из окна верхнего этажа. Со вздохом, я открыл дверь и, специально шумя ботинками, поднялся наверх. В доме было темно, лишь из-за двери на втором этаже едва пробивался луч света.
Йонес лежал на кровати и держал в руках журнал «Юный натуралист». Его правая рука находилась на поясе и прикрывала наган; сам парень лежал почти на самом краю кровати, дабы успеть быстро с неё встать в случае опасности.
— Слушай, а ты знал, — Йонес не отвлекался от журнала. — Что хаулоид может жить на дне, при давлении в шестьсот пятьдесят атмосфер?
Я промолчал и прошёлся по комнате, присматривая угол, где мог бы завалиться спать. Литовец взглянул на меня и со вздохом покачал головой.
— Что случилось, сержант?
— Не твоё это дело, — я уселся у стены и стянул фуражку.
— Ну нет, — Йонес поднялся с кровати. — Вот поэтому у тебя и нет друзей, Коршаков.
— А у тебя они, как будто, есть, — огрызнулся я. — Весь отдел тебя терпеть не может.
— Терпеть, не терпит, — усмехнулся парень. — Но, если выпить куда, или в баню, про меня не забывают. А про тебя?
— Заткнись!
— Давай, рассказывай, — он поставил свечку на невысокий столик. — Я всё выслушаю.
— Хочешь узнать? — Усмехнулся я. — Хорошо. Сегодня я едва ли не убил девушку, которая помогала мне и дала крышу над головой в этом чёртовом захолустье; предварительно я начистил морду её другу детства! Подробности нужны?
— Коршаков, ты всё-таки неисправим, — Йонес залез под стол и вытащил бутылку с какой-то жидкостью и пару стопок. — Садись.
— Ты это откуда взял? — Я неодобрительно посмотрел на парня.
— Да, отобрал у двух алкашей, пригрозив расстрелом, — он ухмыльнулся. — Хоть какая-то польза от формы этой!
— Я на работе не пью.
— Да брось ты, — отмахнулся парень. — Давай, я один пить не стану.
— Ты что, глухой? Я же сказал: не пью, — пробурчал я в ответ. — Да и закусить нечем…
— Да ну, — он зашуршал обёрткой шоколадки. — У меня всегда есть, чем.
С одной стороны, пить на таком важном задании не следует, но с другой, мне было паршиво, хотелось как-то отвлечься от плохих мыслей. Йонес заманчиво тряс бутылкой, искушая меня нарушить принцип.
— Чёрт с тобой, — я сел, напротив. — Наливай!
— Другой разговор, — парень улыбнулся во все тридцать два и налил в стопки мутно-белой жидкости. — До дна!
Самогон оказался крепким, обжигал внутренности похлеще любого другого пойла, да и в голову отдавало - будь здоров! А, может, я просто давно не пил алкоголя?
— Так что, ты эту девушку… того? — Закусывая ломтиком шоколада, поинтересовался Йонес.
— Что значит: «того»?
— Ну, любил?
— Наверное, — неуверенно ответил я. — По крайней мере, было на то похоже.
— Это в твоём стиле, Коршаков. — Усмехнулся он. — И что думаешь делать?
— Я почти вышел на след этой секты, — я залил в себя ещё стопку. — Завершу задание - и поеду назад.
— И всё?! — Парень повторил моё действие. — Ты так просто её оставишь?!
— Я и не собирался брать её с собой или оставаться здесь, — я уставился в окно, наблюдая за медленным покачиванием веток на дереве. — Я не человек, Йонес. Я — партийная машина, я не могу быть с ней.
— Ты не партийная машина, — литовец приложил руку ко лбу. — Ты идиот.
— Да что ты знаешь?!
— Я многое знаю, — он полез в нагрудный карман и достал фото, на котором была изображена миловидная стройная девушка в лёгком летнем платье. — Ева была моей соседкой, когда я ещё в Вильнюсе учился. Я с ней до самого последнего курса за ручку ходил, всё мечтал, что когда-нибудь привезу её к себе домой в Каунас.
— И в итоге?
— В итоге, меня направили в Одессу, а она, насколько мне удалось узнать — вышла замуж и живёт сейчас в Ленинграде, работает ветеринаром, как и мечтала. Я всю жизнь жалею, что не решился её забрать, что боялся отказа.
Впервые я увидел Йонеса серьёзным, со столь печальными глазами, что, казалось, он вот-вот заплачет. Я никогда не думал, что он может быть таким ранимым человеком. Вся неприязнь к нему вмиг исчезла.
— Не повторяй моих ошибок, Коршаков, — литовец налил ещё самогонки. — Иди завтра к ней и, хоть на колени упади, но не допусти, чтобы всю оставшуюся жизнь жалеть о том, что сегодня струсил!
Я молчал, обдумывал сказанное Йонесом. Он ведь был прав - однажды я уже потерял человека, которого любил, а теперь всё повторяется. Я до боли сжал кулаки и закрыл глаза. В этот раз я не отступлюсь!
— Спасибо, — я поднялся из-за стола. — Я этого не забуду!
— Да, всё нормально, сержант, — Йонес снова улыбнулся. — Мы же товарищи.
— Товарищи.
Я завалился на пол и подложил под голову стопку журналов, стоящих неподалёку. Завтра я пойду к Ире. Завтра я всё ей скажу.
========== Глава V ==========
Вся наша смена уже стояла на автобусной остановке; все с упоением и наперебой делились впечатлениями. На всю остановку играл гимн пионерии, вожатые пересчитывали своих подопечных и обеспокоено бегали в поисках потерявшихся.
Лена смотрела в сторону, где находился наш лагерь. В её глазах всё ещё стоял тот самый юношеский блеск, но всё же в них читалась тоска, лёгкая, едва различимая. Девочка одной рукой держала чемодан на колёсиках, а другой гладила свой галстук.
Мне было не лучше. Казалось, что можно было успеть гораздо больше, ведь это наша последняя смена в жизни, последнее лето в пионерском лагере. Вместе с Леной я смотрел на пустую дорогу, ведущую к воротам нашего лагеря.
— Не хочу уезжать, — пробурчала девочка. — Не хочу становится комсомолкой.