Эти скелеты – одно из средств психологической войны, которую вел с каждым пришельцем город-лабиринт. Они должны были напоминать, что смерть подстерегает повсюду. Но откуда этот механический уборщик мог знать, какие останки убирать, а какие оставлять? Мюллер напрасно ломал голову над этим вопросом.
Теперь он смотрел на экраны. Наблюдал за возней маленьких фигурок возле звездолета за стенами лабиринта. «Пусть только войдут, – думал он. – Город не убивал никого уже много лет. Я сам вами займусь. Я здесь в безопасности, даже если вы проберетесь сюда, то не останетесь здесь надолго. Моя болезнь быстро отгонит вас. Может быть, вам хватит хитрости преодолеть лабиринт, но вы не выдержите того, что сделало Ричарда Мюллера отверженным, изгнанным из своего стада».
– Прочь отсюда, – сказал Мюллер вслух.
Внезапно он услышал гудение винтов, высунул голову из своей комнаты, и увидел, как площадь быстро пересекла движущаяся тень. Значит, исследуют лабиринт с воздуха. Он быстро вышел, посмеявшись в душе над инстинктом, повелевшим ему спрятаться. Конечно, где бы он ни находился, приборы сообщат, что в лабиринте человек, и они, удивленные, попытаются установить с ним связь, еще не зная, что это он…
Он оцепенел от внезапно навалившейся на него тоски по людям. «Я хочу, чтобы они пришли сюда».
Но это длилось всего лишь мгновение. Мимолетное желание вырваться из одиночества подавило логику – сознание того, что может быть, если он снова появится перед людьми.
«Нет, – подумал он. – Не приходите сюда. Или пусть смерть настигнет вас в лабиринте. Не приходите и все! Не приходите!»
– Здесь, внизу, Нед, – сказал Бордмен. – Наверняка он здесь. Видишь на этом экране точку? Значит, там не чужая масса. Все сходится. Один живой человек. Это должен быть Мюллер.
– В самом центре лабиринта, – заметил Раулинс. – Ему действительно удалось войти!
– Да, как-то удалось.
Бордмен перевел взгляд на экран визира. С высоты двух километров город-лабиринт был виден очень четко. Бордмен насчитал восемь зон, каждой из которых был присущ свой стиль архитектуры. Он различал даже площади и бульвары, резкие, острогранные стены и крутые улочки, несущиеся в головокружительном беге. Зоны были концентрическими, каждая с большой площадью посередине. Детектор массы, установленный в самолете, обнаружил присутствие Мюллера среди невысоких зданий, восточнее от одной из таких центральных площадей. Но переходов, связывающих отдельные зоны, Бордмен не смог высмотреть. Он видел только множество тупиков. Даже с воздуха нельзя было определить правильный и безопасный путь. Как же они будут искать его там, внизу?
Он знал, что это почти невозможно. В отчетах прошлых неудачных экспедиций не было ничего полезного, что помогло бы проникнуть в лабиринт. И только, Ричард Мюллер попал в самый центр лабиринта каким-то невероятным способом. Бордмен проговорил:
– Я кое-что покажу тебе, Нед.
Робот-исследователь оторвался от корпуса самолета и стал падать на город. Бордмен и Раулинс следили за серым тупым металлическим снарядом, пока он не оказался в нескольких десятках метров от крыш зданий. Его объективы передавали изображение на экран. Внезапно изображение исчезло. Над крышами блеснуло пламя, возник маленький клубок зеленоватого дыма, и больше ничего не было видно.
Бордмен кивнул.
– Без перемен. Значит, над всей территорией, как и прежде, есть защитное поле. Если что-либо падает сверху, то сразу же сгорает.
– Значит, даже птица, которая полетит туда…
– На Лемносе нет птиц.
– А дождь?
– На Лемносе нет никаких осадков, – сухо ответил Бордмен. – По крайней мере, в этом полушарии. Поэтому защита не пропускает чуждых элементов. Мы знали об этом еще со времени первой экспедиции. Для нескольких из ее участников это обернулось трагедией.
– Они не пытались сначала запустить зонд?
Усмехнувшись, Бордмен пояснил:
– Когда видишь на мертвой планете посреди пустыни покинутый город, то без задней мысли пробуешь сесть среди его стен. Это вполне обьяснимая ошибка… Но Лемнос ошибок не прощает.
Жестом он велел пилоту снизиться и некоторое время они кружили над внешними стенами лабиринта. Потом самолет поднялся выше и описал несколько кругов над центром города. Яркий свет, совсем не похожий на солнечный, отражался от какой-то зеркально гладкой конструкции. Бордмена охватила ужасная тоска. Они делали круги, дополняя каждый раз новыми деталями приготовленный заранее набросок, а он в раздражении вдруг пожелал, чтобы пучок лучей от этих зеркал попал в самолет и превратил его в пепел. Тогда, по крайней мере, он избежал бы всех опасностей, с которыми ему предстояло столкнуться в этой экспедиции. У него давно уже пропало желание вникать в малейшие тонкости, а здесь, чтобы достичь цели, было необходимо слишком глубоко изучить все детали. Говорят, нетерпение – черта молодости, и чем больше человек стареет, тем мягче и терпеливее он становится и медленно, осторожно плетет паутину своих планов, но Бордмен поймал себя на том, что хочет выполнить свою миссию как можно быстрее. Послать робота, который поедет через лабиринт на своих металлических колесах, схватит Мюллера и вытащит его оттуда. Сказать Мюллеру, чего от него хотят, и принудить его согласиться. А потом сразу же быстро отсюда улететь. Улететь на Землю.
Однако нетерпение вскоре прошло, и Бордмен опять почувствовал себя хитрым стратегом.
Капитан Хостон, который должен был повести отряд людей в лабиринт, вошел к ним в кабину, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Он был невысоким, полным, с расплющенным носом и кожей медного цвета, а мундир на нем выглядел так, будто собирался с него соскочить. Но это был достойный человек, готовый пожертвовать двадцатью человеческими жизнями, в том числе и своей, чтобы попасть в лабиринт.
Он посмотрел на экран, мимоходом взглянул на Бордмена и спросил:
– Есть какие-нибудь новые данные?
– Ничего нового. Нам предстоит много работать.
– Вы уже собираетесь садиться?
– Наверное, можно, – Бордмен посмотрел на Раулинса. – Если только ты не хочешь еще что-нибудь проверить, Нед.
– Я? Ох, нет, нет. Но… Я подумал, надо ли нам вообще входить в лабиринт. Может, нам удастся как-нибудь выманить Мюллера, поговорить с ним снаружи…
– Нет.
– Это невозможно?
– Нет, – отрезал Бордмен. – Во-первых, Мюллер не откликнется на наше приглашение. Он очень нелюдим. Ты забыл об этом? Он похоронил себя здесь заживо только затем, чтобы быть подальше от людей. Почему же он должен выйти к нам? Во-вторых, позвав его, мы должны были бы много сказать ему о том, чего мы от него хотим. В этой игре, Нед, нельзя открывать карты слишком рано.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ну, допустим, – Бордмен решил быть терпеливым, – что мы поступим, как ты предлагаешь. Что мы скажем Мюллеру, чтобы выманить его из лабиринта?
– Ну… что мы прибыли с Земли специально за ним и просим его помочь нам в критической ситуации, опасной для всей Солнечной системы. Что мы натолкнулись в нашей системе на инопланетян, с которыми мы не можем договориться, а договориться с ними просто необходимо, и, что только он сможет сделать это. Помочь нам. Потому что мы… – Раулинс прервал себя, как будто бы осознал бессмысленность своих слов. Он покраснел и хмыкнул. – Мюллера эти аргументы должны убедить.
– Ну да, один раз он уже побывал от имени Земли среди таких инопланетян. И это испортило ему жизнь. Зачем ему пробовать это снова?
– Но как же можно уговорить его помочь нам?
– Только аппелируя к его чести. Но пока это не главная задача. Пока мы обсуждаем, как выманить его из лабиринта. Ты предложил объяснить ему через громкоговорители, что и как, а потом наблюдать, как он, пританцовывая, выскочит из лабиринта и поклянется, что сделает все, что только будет в его силах, для старой любимой Земли. Так?
– Ну.
– Но это отпадает. Поэтому мы должны попасть в лабиринт сами и заслужить признание Мюллера, чтобы убедить его в необходимости сотрудничества. Но из этого тоже ничего бы не вышло, если бы мы сказали ему всю правду, прежде чем рассеяли его подозрительность.
Выражение напряженного внимания появилось на лице Раулинса.
– Что же мы ему скажем, Чарли?
– Не мы. Ты.
– А что я ему скажу?
– Будешь просто врать, Нед, – вздохнул Бордмен. – Просто врать.
Они прибыли на Лемнос с соответствующим снаряжением, чтобы преодолеть трудности, которые мог поставить перед ними лабиринт. Мозгом атаки, конечно, был специально запрограммированный компьютер с заложенными в память всеми деталями попыток проникновения людей в город. Недоставало лишь описания последней экспедиции, единственной, увенчавшейся успехом. Но и сведения о неудачах тоже могли пригодиться. Центральный пульт на корабле контролировал множество дополнительных телеуправляемых аппаратов: автоматические зонды, воздушные и земные, телескопы, различные датчики и многое другое. Перед тем, как рисковать людьми, Бордмен и Хостон могли провести в лабиринте пробы со множеством роботов. На корабле у них было огромное число запасных деталей, поэтому они могли без хлопот заменить все аппараты, которые потеряют. Роботы должны были собрать как можно более полную информацию, основываясь на которой можно без опаски посылать в лабиринт людей. Никто и никогда до сих пор не начинал с изучения природы лабиринта. Первые исследователи сразу же доверчиво входили туда и погибали, более поздние, хорошо зная их судьбу, уже осторожнее входили в лабиринт и достаточно удачно избегали видимых ловушек, и даже использовали хитроумные датчики, но теперь люди предпочитали знакомиться с лабиринтом извне.