— Ерунда!
Мюллер пожал плечами. Приблизился к Роулингу и принялся возиться с изломанными и разодранными замками-молниями его ботинок. Металл был выщерблен маленькими зубками так же, как и кожа самих ботинок и краг. Через минуту Роулинг уже с обнаженными ногами лежал на полу, морщился и пытался держаться героем. Он страдал, хотя ни одно из ранений не было серьезным, только сильно болело. Мюллер приготовил диагностат. Лампы прибора загорелись, в щелке рецептора блеснул сигнал.
— Это какая-то старая модель, — заметил Роулинг. — Я не знаю, как с ней обращаться.
— Вытяни ноги перед анализатором.
Роулинг повернулся. Голубой свет падал на его ранки. В диагностате все бурлило и щелкало. Вот высунулась ловкая суставчатая ручка с тампоном, которым она промыла левую ногу почти до бедра. Диагностат проглотил окровавленный тампон и принялся разбирать его на кусочки, а тем временем вторая суставчатая ручка проехала тампоном по правой ноге. Юноша прикусил губу. Тампоны свое дело сделали, а коагулятор прекратил кровотечение. Теперь кровь была смыта, и все ранки и царапины были ясно видны. «А выглядит это не так весело, — подумал Роулинг, — хотя и не так грустно, как прежде».
Из диагностата появилась ультразвуковая игла и впрыснула в ягодицу Роулинга какой-то золотистый раствор. «Болеутоляющее средство», — догадался Мюллер. Второй укол, темно-янтарный, был, видимо, универсальным антибиотиком, противоинфекционным. Роулинг явственно успокаивался. Вскоре из диагностата выскочило множество манипуляторов, чтобы внимательно исследовать все ранки и выяснить, что заживить. Раздалось жужжание, что-то три раза громко треснуло. Диагностат занялся исцелением.
— Лежи спокойно, — сказал Мюллер, — через пару минут все пройдет.
— Да не надо бы всего этого, — простонал Роулинг. — У нас есть медицинское оборудование в лагере. А тебе, наверное, уже недостает разных нужных лекарств. Дал бы этому роботу забрать меня назад, в лагерь, а…
— Я не хочу, чтобы тут шлялись автоматы. Мой диагностат укомплектован по меньшей мере лет на полсотни. Я редко болею. И потом этот аппарат может сам синтезировать большинство лекарств, наиболее необходимых. Только время от времени заряжай его протоплазмой, а дальше он сделает все сам.
— Позволь хотя бы передать тебе более редкие лекарства.
— Обойдусь. Не надо мне никакого милосердия! Ну, уже! Диагностат тебя обработал. Вероятно, и шрамов не останется.
Аппаратура освободила Роулинга. Он отшатнулся и взглянул на Мюллера. Глаза парня обретали осмысленность. Мюллер встал, опираясь спиной на стенку, в одном из углов шестиугольной комнаты.
— Если бы я знал, что они нападут, — сказал Мюллер, — то не оставил бы тебя так надолго. Оружие есть?
— Нет.
— Животные, которые питаются падалью, не нападают на живых Что их привлекло к тебе?
— Клетка, — ответил Роулинг. — Она выделяет запах гнилого мяса. Приманивает. И ни с того, ни с сего множество этих тварей принялись залезать в середину. Я думал, заживо сожрут.
Мюллер усмехнулся.
— Интересно, — сказал он. — А ведь эта клетка — тоже ловушка. Благодаря твоему не очень приятному приключению мы добыли новую информацию. Даже выразить не могу, как сильно меня интересовали эти клетки. Как и каждая частичка этого безумного сооружения. Акведук. Столбы-календари. Механизмы-чистильщики. Я благодарен тебе, что ты помог углубить мои знания о лабиринте.
— Я знаю еще кое-кого с таким же подходом. Для него неважен риск, не важно, как дорого надо заплатить, чтобы добыть побольше данных. Боуд…
Энергичным жестом Мюллер прервал Роулинга:
— Кто?
— Бордони, — сказал Роулинг, — Эмилио Бордони. Мой профессор эпистимологии в университете. Преподавал поразительно. По сути дела, только герменевтика…
— Эвристика, — поправил Мюллер.
— Ты уверен? Я готов поклясться, что…
— Ошибаешься. Ты имеешь дело с экспертом. Герменевтика — это филологическая дисциплина, занимающаяся толкованием Святого Письма, но в настоящее время она нашла широкое применение в связи. Твой отец это прекрасно знал. Собственно говоря, моя миссия у гидранов и была экспериментом в области герменетики отношений. Не удалась.
— Эвристика. Герменевтика… — Роулинг фыркнул. — Во всяком случае, я доволен, что помог тебе узнать что-то новое об этих клетках. Мой подарок эвристике. Но на будущее, я предпочту, избегать подобных экспериментов.
— Я думаю, — сказал Мюллер. Он почувствовал странный прилив доброжелательности. А ведь он уже почти позабыл, как приятно помочь человеку. И так же приятно, как вести такую свободную беседу? Он спросил: — Ты пьешь?