— Согласен.
— Мы не должны убеждать этих чудаков, что мы добрые или благородные, или, попросту, хорошие. Достаточно будет, если они узнают, что мы наделены разумом, что способны мыслить, что мы слышим и чувствуем. Достаточно будет, если они поймут, что мы не бездушные, умело сконструированные машины. Неважно, что излучает Дик Мюллер, важно только то, что он вообще что-то излучает.
— Я начинаю понимать.
— Когда он выйдет из лабиринта, мы расскажем ему, какое задание его ожидает. Он, несомненно, будет взбешен, что его так провели. Но, может быть, в нем возьмет верх чувство долга. Я на это надеюсь. А ты, вероятно, считаешь, что нет. Но все это не изменит ситуацию, Нэд. Я не дам Мюллеру никакого выбора, пусть он только вылезет из своего логова. Его привезут туда, куда надо, доставят чужакам, чтобы он установил с ними контакт. Насилие, я знаю. Но другого выхода нет.
— Значит, речь идет не о его желании сотрудничать, — заметил Роулинг. — Ты, попросту, бросишь его туда. Как мешок.
— Мешок, который мыслит. О чем наши знакомые вскоре узнают.
— Я…
— Нет, Нэд, ничего не говори. Я читаю твои мысли. Тебе ненавистен этот метод. Это естественно. Мне тоже противно. Иди и обо все подумай. Рассмотри с разных точек зрения, прежде чем решиться на что-то. Если пожелаешь улететь отсюда завтра, сообщи мне. И мы справимся без тебя… Но поклянись, что не поступишь опрометчиво. Дело это очень важное.
Еще минуту Роулинг был бледен, как полотно. Потом его лицо покраснело. Он прикусил губу. Боудмен добродушно улыбнулся. Роулинг, сжав кулаки, повернулся и стремительно вышел.
Разумный риск.
Боудмен принял еще одну таблетку. Наконец-то он взялся за бутылку Мюллера. Налил немного в бокал. Сладкий, приятный напиток. Выдержанный. Старался как можно дольше удержать во рту аромат.
ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ
Право же, Мюллер полюбил гидранов. Наиболее живо и с удовольствием он вспоминал грацию их движений. Они казались буквально парящими в воздухе. Странность их фигур его никогда сильно не удивляла; он часто повторял себе — желаешь увидеть гротеск, не покидай Землю. Жирафы. Актинии. Каракатицы. Верблюды. Но смотри объективно — вот верблюд, разве он менее удивителен, чем гидраны?
Он приземлился во влажной, мрачной части Беты Гидры IV, чуть севернее экватора, где на амебообразном континенте простиралось несколько огромных квази-городов, занимающих площадь в несколько тысяч квадратных километров. Он был снабжен специальной аппаратурой жизнеобеспечения, сконструированной специально для этой миссии, и ее защитное покрытие прилегало к телу, словно вторая кожа. Она фильтровала воздух сквозь тысячи диалазовых отверстий. Двигался он легко и даже свободно.
До встречи с обитателями планеты Мюллер почти час шагал по лесу огромных грибообразных деревьев. Они достигали высоты нескольких сот метров. Может быть, причиной тому была небольшая сила тяжести, пять восьмых земной, но изогнутые стволы не казались крепкими. Мюллер подозревал, что под корой, толщиной не более пальца, находится какой-то мякиш, влажный и клейкий. Кроны, а скорее, шляпки этих деревьев соединялись наверху, создавая настоящий монолитный балдахин, так что свет лишь кое-где мог проникать в лес. А так как слой туч вокруг планеты пропускал лишь туманный жемчужный отсвет, а здесь его еще и поглощали деревья, то внизу парил коричневый полумрак.
Встретив первых гидранов, Мюллер был поражен тем, что их рост достигал трех метров. Со времен детства он не чувствовал себя таким маленьким — стоял среди чужаков, тянулся изо всех сил, чтобы взглянуть им в глаза. Наступила минута, когда следовало применить достижения герменевтики отношений.
Мюллер сказал спокойно:
— Меня зовут Ричард Мюллер. Я прибыл с добрыми намерениями, как представитель сектора культуры человечества Земли.
По-видимому, гидраны этого не поняли. Однако, они стояли неподвижно, словно слушали. Мюллер надеялся, что выражения их лиц не угрожающие.
Мюллер опустился на колени и на влажной, мягкой почве начертил теорему Пифагора. Поднял взгляд, улыбнулся.
— Это фундаментальная концепция геометрии. Общая для всех форм мышления.
Гидраны склонили головы. Вертикальные щели их ноздрей слегка дрожали. Возможно, идет обмен наблюдениями. С таким количеством глаз со всех сторон они могли не оборачиваться друг к другу.