Мюллер шел, окруженный мраком ночи. Вот наткнулся на низкую балюстраду — темно-алую линию среди смоляной тьмы — коснулся ее ногой и дальше двигался вдоль нее. В одном месте поскользнулся и ударился о балюстраду, и вся конструкция отозвалась лязгом металла. Его повторило эхо. Как сквозь лабиринт, он шел все дальше коридорами и анфиладами комнат; здесь и там всходил на мосты, переброшенные через темные пропасти, покатыми откосами спускался в залы; потолки которых едва виднелись во тьме. Он шагал уверенно, ничего не опасаясь. Не ориентировался, не знал, как выглядит конструкция этого спутника. Не задумывался даже, для чего служат внутренние перегородки. От близко затаившегося великана плыли неощутимые волны, напряжение их все возрастало. Мюллер дрожал от их напора. Наконец он добрался до какой-то центральной галереи и, взглянув вниз, увидел в туманной голубой мгле неисчислимые этажи и глубоко под балконом — огромный бассейн, а в нем что-то огромное, искрящееся.
— Я пришел, — сказал Мюллер. — Я — Ричард Мюллер. Человек с Земли.
Он сжал руками балюстраду и смотрел вниз, готовый ко всему. Что сделает огромная тварь — шевельнется, передвинется? Отзовется на языке, который он поймет? Но ничего не услышал, хотя почувствовал многое: медленно, постепенно осознал какой-то контакт, соединение, погружение.
Почувствовал, как сквозь кожу просачивается душа.
Это было мучительно, но он не хотел сопротивляться, он подчинился охотно, не щадя себя. Чудовище выпивало его личность, выпивало жадно, ненасытно, словно сквозь открытые шлюзы поглощало его энергию.
— Что ж, прошу, — сказал Мюллер, и эхо его голоса отразилось в вышине, раскатилось, зазвенело. — Пей! Нравится? Горький напиток, не так ли?
Колени подогнулись, он упал на балюстраду, прижался лбом к холодному краю. Источник его излучения иссякал.
Но отдавал свое «я» радостно. Все вытекало сверкающими капельками: его первая любовь и первое разочарование, дождь цветов, горячка и боль. Спесь и надежда, тепло и стужа, пот и горечь. Запах потного тела, прикосновение гладкой, упругой кожи, гром музыки и музыка грома, шелк волос, вплетенных в его пальцы, чертежи на губчатом грунте. Снег. Молоко. Вино. Голод. Огонь. Страдание. Сон. Грусть. Яблоки. Мир. Слезы. Фуги Баха. Шипение жира на сковородке. Смех стариков. Солнце уже совсем за горизонтом. Луна над морем. Блеск иных звезд, испарения ракетного горючего, летние цветы около ледника. Отец. Мать. Иисус. Полдень. Ревность. Радость. Все это и многое другое выдавливал из себя и ждал ответа. Напрасно. А когда уже все иссякло, Мюллер повис на балюстраде лицом вниз, исчерпанный, пустой, слепо глядящий в бездну.
Мюллер вылетел как только смог собраться с силами. Ворота спутника раздвинулись, чтобы выпустить его капсулу, которую сразу же направил в сторону корабля. Вскоре после этого он ушел в подпространство и почти всю дорогу проспал. В окрестностях Антареса взял контроль над кораблем и запрограммировал смену курса. На Землю незачем было возвращаться. Станция-монитор зарегистрировала его желание, проверила, свободен ли канал, и позволила сразу же двинуться к Лемносу. И корабль молниеносно ринулся в подпространство.
Когда Мюллер вынырнул недалеко от Лемноса, то увидел, что на орбите вокруг планеты уже находится какой-то корабль, явно его поджидающий. Мюллер его проигнорировал, но с корабля упорно пытались установить контакт. Наконец Мюллер принял сообщение.
— Здесь Нэд Роулинг, — произнес удивительно тихий голос. — Почему ты изменил курс?
— Разве это важно? Я выполнил свое задание.
— Ты не сдал рапорт.
— Вот тебе и сдам. Я проведал одного их чужаков. Произошла милая, приятельская беседа. Потом мне позволил возвратиться домой. Я не знаю, какое влияние окажет мой визит на судьбу человечества. Конец.
— Что ты намерен делать дальше?
— Я же говорю, — возвратиться домой. Здесь мой дом.
— Лемнос?
— Лемнос.
— Дик, впусти меня в свой корабль. Поговорим десять минут… Прошу тебя, не откажи.
— Не откажу.
Через минуту от корабля Роулинга отделилась малая ракета и поравнялась с кораблем Миллера. Вооружившись терпением, Мюллер ждал. Роулинг вошел, снял космический шлем. Он был бледен, похудел и словно бы повзрослел. Другим сделалось выражение глаз. Мюллер и Роулинг довольно долго молча смотрели друг на друга. Потом Роулинг подошел и поздоровался, сжав локоть Мюллера.
— Я уже не надеялся увидеть тебя когда-нибудь, Дик, — произнес Роулинг. — Я только хотел… — и внезапно замолчал.
— Что? — спросил Мюллер.
— Я не чувствую этого! — выкрикнул Роулинг. — Не чувствую этого!
— Чего?
— Тебя, твоего поля. Смотри, я стою тут, перед тобой и не чувствую. Того отвращения, той боли, того отчаяния… оно больше не излучается.
— Чужак выпил все, — сказал Мюллер спокойно. — Меня не удивляет, что ты не чувствуешь. Душа уходила из меня. И мне ее не полностью вернули.
— О чем ты говоришь?
— Я чувствовал, как то существо высасывало все, что было во мне. Это, должно быть, только побочный эффект. Побочный продукт.
Роулинг медленно произнес:
— А ты знал об этом. Еще раньше, чем я сюда вошел?
— Сейчас это только подтвердилось.
— И, несмотря на это, ты собираешься вернуться в лабиринт. Зачем?
— Там мой дом.
— Твой дом — Земля. Для чего ты хочешь возвратиться на Лемнос? Ты исцелился.
— Да, — сказал Мюллер. — Счастливый конец моей печальной истории. Я снова могу общаться с людьми. Награда за то, что второй раз так благородно рисковал собой во имя блага человечества. Прекрасно! А человечество способно общаться со мной?
— Не высаживайся на Лемносе, Дик. Ты же ерунду говоришь. Меня послал за тобой Чарльз. Мы все очень гордимся тобой. Он тоже гордится тобой. С твоей стороны будет огромной ошибкой, если ты спрячешься на Лемносе.
— Возвращайся на свой корабль, Нэд, — ответил Мюллер.
— Я пойду с тобой в лабиринт, если ты так хочешь туда возвратиться.
— Если ты это сделаешь, то я убью тебя. Я хочу быть один, Нэд, неужели ты не понимаешь? Я выполнил задание. Последнее. Я свободен ото всех кошмаров и ухожу на пенсию. — Мюллер заставил себя улыбнуться. — Не набивайся мне в товарищи, Нэд. Я тебе доверяю, а ты хочешь меня предать. Все было случайностью. Теперь покинь мой корабль. Мы сказали друг другу все, что могли сказать, за исключением одного слова «прощай».
— Дик…
— Прощай Нэд. От моего имени поздравь Чарльза. И других.
— Не делай этого!
— На Лемносе есть что-то, чего я не хочу терять, — сказал Мюллер. — Я имею на это полное право. Поэтому держись подальше. Все держитесь подальше. Я узнал правду о людях Земли. Ну, ты уже идешь?
Роулинг слушал в молчании. Потом направился к люку. Когда он выходил, Мюллер сказал:
— Попрощайся со всеми от моего имени, Нэд. Я надеюсь, что ты последний человек, которого я вижу. От этого мне легче.
Роулинг исчез в люке.
Вскоре Мюллер запрограммировал корабль на гиперболическую орбиту с задержкой на двадцать минут, вошел в посадочную капсулу и приготовился к спуску на Лемнос. Спускался быстро, приземлился счастливо. Попал прямо в нужное место, на расстоянии двух километров от ворот лабиринта.
Высоко стоящее в небе солнце светило ясно.
Бодрыми шагами Мюллер направился в сторону лабиринта.
Он выполнил все, что от него требовали.
Сейчас он шел домой.
— Это его очередная поза, — возразил Боудмен. — Он выйдет оттуда.
— Скорее всего — не выйдет, — сказал Роулинг. — Он говорил серьезно.
— Ты стоял перед ним и ничего не чувствовал!
— Нет. Он уже не излучает.
— Он отдает себе в этом отчет?
— Да.
— В таком случае — выйдет, — сказал Боудмен. — Мы будем за ним наблюдать и, когда он попросит забрать его с Лемноса, прилетим за ним. Раньше или позже он захочет человеческого общества. Он пошел туда, чтобы все осмыслить и, наверное, считает, что лабиринт — самое подходящее для этого место. Он еще не готов окунуться в водоворот нормальной жизни. Дадим ему два года, три, четыре. Он выйдет оттуда. Зло, которое причинил ему один вид разумных существ, исправил другой вид. Дик снова сможет жить в обществе.