Примерно такие и многие другие мысли проносились у меня в голове в день Хиросимы".
Я услышал стук "моторчиков", когда читал рассказ американского ученого Роберта Уилли "Вторжение". Вроде бы совершенно случайно начался этот конфликт. Пришельцы приняли прожекторный луч за оружие землян и ответили ударом. А потом застучали "моторчики". Люди с такими механическими штучками в груди, которые в свое время обрушили атомный смерч на Хиросиму и которых на южноамериканском континенте зовут "гориллами", приступили к привычной работе. Восьмидюймовые гаубицы в лесу, оцепление, бомбардировки с воздуха, танки. Даже в странной войне - "на войне, как на войне". Создатель уникальной плотины инженер Уолтер Харлинг вроде бы совершил акт героизма. С тысячами хитроумных предосторожностей, без страха и сомненья, совсем один взорвал он детище рук своих. Электростанция перестала давать ток, силовая завеса над кораблями пришельцев исчезла, и тысячи тонн металла, начиненного тринитротолуолом, сделали свое дело. Вроде бы все хорошо, можно спать спокойно - Земля избавлена от... непонятной угрозы. Ликующие толпы во главе с самим генералом бросаются к герою. А он, "не слушая поздравлений, сообщил своим спасителям, что Харлинговская плотина начнет работать еще до весны".
Но мы-то понимаем, какое гнусное дело совершил этот филистер, уверенный в своей правоте, ни на секунду не задумывающийся над тем, что творит. И не столько тот факт, что "снаряды накрыли цель, и цель перестала существовать", сколько это тугодумное безмыслие, эта безапелляционная непогрешимость навевают тягостное чувство бессилия, гнева и стыда.
Такое же тихое отчаяние, спрятанное под внешним благополучием иерархического порядка и ритуала, слышится и в рассказе Чэндлера Девиса "Блуждая на высшем уровне". Бюрократизм, доведенный до предела, продуманный регламент абсолютного централизма оборачиваются в итоге не только анархией, но и абсурдом. Корпорация, в которой блуждает профессор Леру,- экологически замкнутая система. В ней нет места ни для него, ни для его оксидазы, ни для кого-либо в мире. Абсолютное отчуждение от науки, от реальной жизни. Бюрократическая машина делится равнодушно и неотвратимо, как одноклеточная бактерия, и замыкается сама в себе. Она настолько совершенна, что даже жертвы творят молитвы во славу ее. Но как раз такое совершенство и чревато взрывом. И этот взрыв неминуем, несмотря на то, что сам Чэндлер Девис видит в развитии лишь эволюционную сторону. Революции не только неизбежны, они необходимы, хотя бы для того, чтобы взрывать "совершенство" корпораций. Профессор Леру - это уже не трагический гений, не поверженный в борьбе с бездушной машиной титан, это слепой и безвольный червяк. Таким рисует автор ученого будущего, экстраполируя нынешнее состояние монополистической бюрократии.
К такой же статичной экстраполяции прибегает и Джон Пире ("Грядущее Джона Цзе" и "Не вижу зла"). Правда, то грядущее, в котором оказывается Джон Цзе, мало напоминает мир Корпорации. Но общность исходных позиций бросается в глаза. Заглавие "Не вижу зла" звучит как своего рода кредо. Вик Тэтчер идет дальше профессора Леру. Он продает себя и свою науку без трагической маски на лице, весело, бесшабашно, игриво. Он просто в этом "не видит зла". Это не значит, конечно, что автор столь же слеп, как и его герой. Пирс прекрасно видит зло. Поэтому он, собственно, и берется за перо. Но будущее он раскрывает только методом статической экстраполяции, не предвидя, даже не ожидая нового качества, причем делает это в какой-то мере декларативно. Недаром в том грядущем, куда попадает физик-ядерщик Джон Цзе, само слово "физик-ядерщик" звучит как грубое ругательство. Это явный намек на то, что ядерщики опять "провинились" перед человечеством. Мы можем только догадываться, что выкинули они на этот раз.
Мне думается, что именно в этом слабость рассказов Пирса. Он буквально следовал известному принципу, согласно которому история повторяется дважды: один раз как трагедия, другой раз как фарс. Поэтому-то он и придал своим рассказам четкие элементы фарса. Но возвращаясь вдруг мысленно к рассказу Сциларда, мы понимаем, что трагедию ничем нельзя подменить.
Рассказ Джеймса Макконнелла "Теория обучения", пожалуй, самый интересный в сборнике.
С аналитической беспощадностью и внешней бесстрастностью Макконнелл предпринимает исследование проблемы, которая и не нова, и вроде бы не очень важна, и уж, во всяком случае, не вызывает у большинства людей особых эмоций. Действительно, сколько раз на протяжении веков говорилось о наших "меньших братьях", "четвероногих друзьях" и т. п. И всякий раз человека призывали одуматься, снизойти, прислушаться... Тщетные потуги. Даже дельфиний промысел не везде прекращен.
Но вот человек сам оказывается в положении подопытного животного и с горечью, юмором, болью, отчаянием, наконец, вынужден регистрировать каждый шаг унизительных и абсурдных испытаний. Он стал подопытным животным для внеземного психолога, причем создалась парадоксальная ситуация. Испытатель проводит свою жертву через все круги экспериментального ада (точно так же, как жертва поступала в свое время с лабораторными крысами): коробку Скиннера, Т-образный лабиринт, прыжковый стенд.
"Нет, наверное, это все-таки ад, и приговор Лорда Верховного Палача гласил: "Пусть кара будет достойна преступления!"
И подопытному совершенно ясна психология испытателя (еще бы, это почти зеркальное отражение!), который с тупой настойчивостью ставит эксперимент за экспериментом, не давая себе труда задуматься. Испытатель целиком во власти догмы: животные (a Homo sapiens для ученых его планеты животное) не наделены сознанием. И подопытный бьется о железные стенки дурацких ловушек, которые по самой своей природе не позволяют ему проявить интеллект. Любое отклонение от статистического распределения расценивается испытателем либо как сложный инстинкт, либо как патология. В последнем случае следует закономерный вывод. Главный экспериментатор межгалактической космолаборатории ПСИХО-145 возвращает "подопытный образец в исходную колонию" (обратно на Землю), которую предлагает уничтожить. Разве не так поступают в том случае, когда заболевают животные в исследуемом ареале? Разница только в масштабах!