— Извините, господин, как я сам, значит, любитель покатать шары, и вы, похоже, тоже не прочь зфтим побаловаться, то не сыграем ли мы с вами?
Гудович с душой улыбнулся.
— Что ж, пожалуй, сыграем! — нарочно выдержав паузу, ответил он.
— Мы тоже люди приезжие. Знакомства здесь, признаться, мало имеем. Вечер-то делать нечего, от скуки хочется побаловаться малость.
— Виноват! — сделал Гудович красивый жест, — у меня есть обыкновение — с незнакомыми не играть, а поэтому… позвольте представиться!
Он вынул из бумажника визитную карточку и с вежливым поклоном передал ее брюнету. Тот даже растерялся от неожиданности. Он вертел карточку в руках и смущенно бормотал:
— Очень приятно-с! Очень приятно-с! Будем знакомы… Только вот эфтой штуки при мне не имеется… Разрешите уж так… попросту, значит… Зорин фамилия наша… из Мариинска мы… по торговой части… Здесь же, в «Европе» и стоим…
Гудович вновь поклонился и распорядился поставить шары.
— Рублика на три? — спросил Зорин, выбирая кий.
— Отлично! — ответил Гудович.
— Как же иначе? Нам друг друга обманывать не гоже. Посмотрим, как игра обозначится.
Первая партия была сыграна вничью. Затем все пошло так, как и было предположено Гудовичем и Коко заранее. Короче говоря, часам к двенадцати ночи Зорин был в проигрыше рублей на сто. Играя, он горячился, увеличивал ставки, сердито плевал при проигрыше и неистово мелил кий. Оба они, и Зорин, и Гудович, порядочно устали от такой продолжительной игры. Они были давно в одних жилетках, то и дело обтирали пот. Воздух в биллиардной, наполненной густыми клубами дыма, был невозможен. Нечем было дышать.
— Тьфу! Матери твоей черт! — озлобленно плюнул Зорин, безнадежно махнув рукой. — Сам себя зарезал: над самой лузой шара подставил… Эх, не умеешь играть, не берись!
Гудович кончил партию.
— Ну и жарища же здесь, — вздохнул он, утирая пот со лба, — прямо дышать нельзя.
— Накурено сильно, оттого, — заметил Зорин и неистово застучал кием об пол.
— Что, вы еще намерены играть? Ну, знаете ли, голубчик, передохнем немного… Выйдем в залу и закусим чего-нибудь. Я положительно устал. — Гудович говорил это совершенно искренне: пот лил с него градом и в ногах чувствовалась усталость.
— А и впрямь передышку сделать надо, — согласился Зорин. — Авось дело-то лучше будет.
Они вымыли руки, оделись и вышли в зал. Здесь тоже было порядочно публики. Шло концертное отделение. На эстраде кривлялась безголосая шансонетка, одетая в костюм более чем откровенный. Гудович и его ничего не подозревающая жертва уселись за столик и заказали себе легкую закуску с маленьким графинчиков.
Зорин посмотрел на эстраду, крякнул и отвернулся.
— Недурной сюжет! — кивнул головой Гудович в сторону шансонетки, которая в это время, подойдя к самой рампе, раскланивалась на аплодисменты публики.
— Больно уж того… охальства много… Оголение эфто даже через меру… Прямо сказать — блуд! — покачал головой Зорин.
— Вы, значит, к прекрасному полу равнодушны?
— Нам эфто ни к чему, у нас в Мариинске своя есть, законная… И телесами и с лица не хуже эфтих будет…
После небольшого перерыва, посвященного выпивке и закуске, игра была возобновлена и продолжалась до трех часов ночи. Зорин проиграл рублей двести с лишним, но таково было умение Гудовича держать себя и вести игру, что обыгранный наверняка купчина ничего не заметил. Они простились с ним как хорошие знакомые, условившись на завтра вновь сойтись для игры… Щедро дав на чай маркеру, Гудович спустился вниз, в вестибюль. Здесь его уже ожидал Коко, весь вечер не упускавший Гудовича из вида.
— Едемте к девочкам! — сказал он, когда они вышли из гостиницы.
— Там и дележку произведем. Да куда именно?
— К сестрам… Помните, вы в «России» видели брюнеточку?
Глава XI
Модный притон
— Ах, эта брюнетка с глазами Мадонны! — вспомнил Гудович, нахлобучивая шапку на голову.
Сильный порыв ветра, налетевший из-за угла, обдал их ледяным дыханием и колючими сухими снежинками…
— Их две сестры, как я уже говорил вам. Живут они, так сказать, келейно. К себе принимают только знакомых… Время можно будет весело провести!
— Да ведь поздно сейчас… четвертый час уже, — слабо протестовал Гудович.
Коко только свистнул.
— Ну, это пустяки! Что там за церемонии. Итак, значит, едем? — и не дождавшись ответа, крикнул:
— Извозчик! Подавай!
В ярком блеске электрического фонаря, горящего у подъезда гостиницы, чернело несколько извозчичьих санок.