Очередной извозчик, весь запорошенный снегом, встряхнулся и ударил вожжами.
— Куда прикажете?
— В Нечевский переулок, — приказал Коко, усаживаясь в сани.
— Ну и погодка! Как это по-сибирски называется — буран? — прятал лицо в воротник Гудович.
Они ехали вверх по Почтамтской. Улица была пустынна. Ветер уныло гудел в телеграфных проволоках и крутил снежные вихри.
— Ну, какой это буран? Так, небольшой ветер, — усмехнулся Коко — Вот погодите, приедем к сестрицам, так они живо вас обогреют. Все невзгоды и трудности пути будут забыты!
Гудович весь ушел в воротник пальто. Он низко наклонил голову, чтобы избегнуть ударов ветра, и плохо слышал, что говорит его спутник. А Коко, не обращая внимания на холод и ветер, болтал без умолку.
— А хороши девочки, попомните мое слово! Каждая в своем роде, знаете… Младшая, эта брюнеточка, которая вам понравилась, более, так сказать, изящна… поэтична. Хотя тоже с огоньком! А другая, старшая сестра, Миной зовут, эта во вкусе чисто русском: полная, сдобная, вальяжная… Мы их сестрами 2-го полка зовем. Знаете, оперетка есть «Дочь второго полка», а это — сестры. Летом в городском саду веселились с офицерами… Во время войны жил здесь один казачий полковник, так он этим сестрам отдельную комнату оставил, каждой по сто рублей в месяц на булавки. Обеих абонировал, понимаете? Погоняй, извозчик, живее! На водку получишь.
Санки ныряли из ухаба в ухаб. Надоедливо визжали полозья. Ехали теперь темными, глухими улицами.
— Меньше десятки не берут! А, случается, загуляет какой-нибудь приезжий гость в «Европе» или в «России», попросит девочек. Лакеи и действуют: сейчас за сестрицами посылают. Ну, тут уж дело четвертным билетом пахнет! Хорошо зарабатывают! У Минки-то, говорят, деньги в банке есть… Мудреного нет!
Помолчав немного, Коко спросил своего компаньона:
— А я забыл вас спросить, сколько всего вы взяли с Зорина?
На самом деле сумма выигрыша была Коко известна, он осведомился об этом у маркера. Спрашивал же теперь просто, с целью испытать Гудовича…
— Рублей двести с лишним. — промычал тот из-под воротника.
— На первый раз недурно… можно, значит, шампанского будет спросить. У сестер-то оно водится. Рублей пять на бутылке наживают. Ну, для меня по своей цене отдадут… Дело знакомое… Погоняй, извозчик! Что ты, уснул, что ли? Так-то мы и к утру не приедем!
— Но, но-о!
Санки скрипели и ныряли по ухабам…
— А подпоить их непременно нужно. Веселее будет. Вы только, Станислав Андреевич, деликатничать не вздумайте, церемонии с ними разводить. Предоставьте дело мне. Я их прежде всего заставлю водки выпить или коньяку, а потом уже и шаманского спросим. Церемониться с ними нечего!
Гудович ничего не ответил на это предостережение дальновидного Коко.
— Обстановочка у них уютная… Опустил шторы, зажег лампу, и… действуй… Стой, извозчик, приехали!
Они поравнялись с забором, занесенным снегом. Из-за забора чернел флигель.
— Вы посидите пока, а я пойду произведу рекогносцировку, — сказал Коко, вылезая из саней. — Калитка заперта… Дома ли еще они? Авось, на наше счастье, дома!
Он нащупал кнопку электрического звонка и долго жал ее, прислушиваясь по временам, не идет ли кто отворить калитку… Но во флигеле было по-прежнему темно и все спало глубоким сном.
— Что они, черт возьми, подохли там, что ли?! Звоню, звоню, хоть бы одна собака пошевелилась!
— Да, может быть, звонок не действует, — заметил Гудович. Он порядочно продрог в своем пальто петербургского покроя и начал уже раскаиваться, что поехал с Коко.
— А и верно, черт возьми! Не иначе, что испортился. То-то я трезвоню целый час!… Как же теперь быть, однако?
— А вы, барин, через забор махните, — посоветовал извозчик. — С энтой стороны сугроб — он, почитай, с забором вровень… Снег твердый…
— Едемте домой! — с досадой проворчал Гудович. Но его юный спутник отрицательно покачал головой.
— Погодите, я через забор попробую!
Он выбрал место и, осторожно ступая, чтобы не провалиться в снег, отправился на дальнейшие подвиги. Спрыгнув во двор, Коко подошел к флигелю и неистово застучал в дверь.
В сенях послышалась возня.
— Кто там? Кого надо? — раздался за дверью шамкающий старушечий голос.
— Дома барышни?
— Дома… Да кто спрашивает?
— Не узнала по голосу, старая кочерга! Это я, Салатников! Отворяй живее — с толстыми карманами приехали! Зажигай огонь, а я пойду калитку отворю!
Коко поспешил к калитке и, открыв ее, вышел на улицу.