Среди любопытных нашлись смельчаки, рискнувшие заглянуть в щелку. Ничего, кроме угла кровати, с которой свешивалось что-то белое, должно быть, простыня, они, понятно, не увидели. Расторопный коридорный, убегая за полицией, предусмотрительно запер дверь номера на ключ, точно боясь, что обнаруженное им мертвое тело может исчезнуть. В ожидании прихода властей в кучке любопытных шли толки о событии. Общим вниманием завладела одна горничная. Она спала в эту ночь в соседнем номере и кое-что слышала. Немилосердно теребя свой передник и поминутно оглядываясь на запертую дверь, хранящую за собой кровавую тайну, горничная рассказывала:
— Поздно легла спать я, часов около двух… За перегородкой слышу — шушукаются. А мне Семен сказывал, что в пятом номере ночуют, а я и вниманья не взяла, какие такие там разговоры происходят. Белье постельное тоже в пятый не требовалось — закрыта там постель-то была с вечера еще… Ну, я и заснула… Покуда не спала, так слыхать было, как хохотала она… Громко так хохотала, я еще и подумала: знать-то, пьяна… Ан, вот что вышло!
Слушатели сочувственно покачивали головами и на разные лады комментировали происшествие. Появление полиции положило конец этим дебатам. Дверь номера была отперта, и полицейские вошли туда вместе с представителем следственной власти. Около дверей остался городовой, быстро охладивший рвение любопытных зрителей красноречивыми фразами:
— Не приказано пущать! Осадите назад, честью просят!
…Вот что представилось глазам полиции, когда темные гардины окон были подняты, и в номер ворвался сероватый отсвет хмурого зимнего дня. На круглом столике в углу комнаты стояла пустая бутьтлка из-под коньяку, две рюмки и наполовину изрезанный лимон на блюдечке. На диване валялись небрежно брошенные части дамского туалета: юбки, корсет, лиф. На вешалке около дверей висело пальто-сак из синего плюша. На запыленном подзеркальном столике лежали муфта, зимняя котиковая шапка и перчатки. Большая кровать была отодвинута несколько от стены. Одеяло и простыня смяты и свешивались на пол. На кровати лежала фигура молодой женщины. Она была мертва, но казалась спящей, так спокойно было выражение ее лица. Глаза ее были закрыты. Длинные шелковистые ресницы кидали синеватую тень на бледное, спокойное лицо. И только неестественная бледность щек говорила о смерти.
Темная волна волос, распущенных на ночь, составляла как бы фон, на котором отчетливо белело неподвижное лицо трупа. Положение, в котором находился труп молодой женщины, заставляло предполагать, что смерть была внезапной. Она лежала на спине, левая рука ее была под подушкой, а правая свешиваясь с кровати. Тонкое батистовое белье с дорогими кружевами, золотой браслет на правой руке и все остальные ппинацлежности костюма говорили о том, что покойная была не из обыкновенных посетительниц этих номеров — дешевых проституток. Предварительный осмотр трупа не обнаружил никаких следов насилия. Осталось невыясненным, была ли эта смерть естественной, или же приходилось иметь дело с каким-нибудь утонченно-искусным способом убийства… Полиция приступила к детальному осмотру комнаты, но ничего полезного в интересах следствия обнаружено не было. Становилось очевидным, что здесь скрывается какая-то тайна…
Глава XVI
Загадочная драма
На предварительном допросе прислуги номеров гыяснилась такая картина. Коридорный показал:
— Приехали они часов, должно быть, в одиннадцать. Господин в дорогой шубе с поднятым воротником, шапка барашковая. Какой извозчик привез — не заприметил. Спросили номер, который в отдаленности от прочих жильцов, чтобы беспокойства, значит, не было. Отвел я их в пятый номер. Господин деньги заплатил вперед, не торгуясь… Свечи я им зажег, кровать оправил, спрашиваю, не надо ли чаю?.. Принеси, говорит, коньяку, который получше. Я подал бутылку в три звездочки. Еще спрашивали, нельзя ли закусить чего приготовить, да поздно уж было — плита остывши. Окромя коньяку, ничего не подавал более… Господин, барышня, покуда я коньяк открывал, все в шубах сидели, лица ихнего не заприметил. У него ворот поднят, а она в муфту нос прячет. Да и то сказать, не вдогадку мне было и разглядывать их — мало ли народу ходит… Спать я лег часу во втором, надо быть. Ничего подозрительного не слыхал… Седни утром в булочную я ходил, так минут на десять отлучался. Должно, в ту пору он и вышел… Да дверь на улицу оставил незапертой. Близко от нас булочная, почитай, рядом… Больше ничего сказать не могу…