— Как вам это нравится? — спросил тот.
— Мистификация, по-моему.
— Черт его знает. Странно только одно: как этот человек мог узнать о наших намерениях? Теперь я спрошу вашего совета, Станислав Андреевич.
— Позвольте, прежде всего я должен вам сказать, что мой план оказался неудачен. Я тщательно пересмотрел содержавшееся в его бумажнике и в карманах, но не нашел ничего, что могло бы быть нам полезным.
Загорский равнодушно выслушал это известие, как-то неопределенно улыбнулся и закурил папиросу.
— Что ж, будем сидеть у моря и ждать погоду?
— Почему же это? — возмутился Гудович.
— Посмотрим, что сделает этот «человек в маске».
— Послушайте, Сергей Николаевич, неужели вы придаете значение этому дурацкому письму? Какой это такой «человек в маске»?! Глупая шутка — мистификация, не больше.
Загорский помолчал несколько минут, сосредоточенно нахмурился и, понизив свой голос до полушепота, таинственно пояснил:
— Вы здесь недавно, в Томске, и поэтому вы не знаете многого такого, что может пролить свет на загадочное инкогнито, под которым скрывается этот главарь шайки. Шутить с ним опасно. Я не уверен даже, что вы или тот же Огнев не состоите его агентами. Посмотрим, повторяю, подождем! Для вас же лучше — меньше риска.
— Но вот этот принципал: ведь пока мы ждем, кто-нибудь другой может предупредить нас… Да, как вы получили это письмо?
— По городской почте, сегодня утром получил, — и Загорский протянул Гудовичу конверт, на котором был штемпель томской почтово-телеграфной конторы.
— Ну, ваше дело — ждать, боюсь, как бы дела не испортить. Сегодня у нас будет игра?
— Обязательно. И кстати, тут же я вас попрошу: съездите к Бесшумных, пригласите его. Может быть, очаровательные глазки вашей сестры сделают больше, чем это смогли сделать вы.
— Но все-таки меня страшно интересует, что это за «человек в маске». И как это он мог пронюхать про наше дело?
Загорский положил руку на плечо Станислава Андреевича и многозначительно произнес:
— Нужно считаться с обстоятельствами. Есть кто-нибудь и поумнее нас. Мне и самому кажется странной такая осведомленность. Хотя, знаете что, Станислав Андреевич, все это складывается к нашему благополучию!
Сообщники обменялись рукопожатиями и расстались до вечера…
Теперь перенесемся в Н-ские номера, где временно поселился Сенька Козырь. Наши читатели, вероятно, не забыли, что Козырь должен теперь играть роль коммерсанта, приехавшего из России для закупа продуктов местного рынка. На дверях № 11 красовалась визитная карточка, на которой любопытный мог бы прочесть следующее: «Иван Александрович Разумин — Нижний Новгород».
Сенька Козырь нашел эту карточку в саквояже, который был в числе багажа, оказавшегося в номере. Сеньке в его бурной и обильной приключениями жизни часто приходилось отрешаться от собственного «я» и быть все время тем, кем заставляли обстоятельства. Так и теперь, рассчитавшись с Гудовичем, Семен взял извозчика и поехал в Н-ские номера.
— Проводите меня в № 11, — сказал он горничной, встретившей его в коридоре.
— Ах, пожалуйте, номер готов, вы телеграфировали с вокзала? Багаж ваш давно получен.
Сенька Козырь утвердительно кивнул головой и проследовал за горничной в указанный номер. Здесь он нашел, кроме постельных принадлежностей, завернутых в парусиновый мешок, стянутый желтыми ремнями, небольшой саквояж и плетеную корзину.
— Самоварчик вам прикажете подать? — спросила горничная.
Желая выдержать свою роль, наш новоявленный коммерсант выразил полную готовность попить чайку. Когда горничная вышла, Козырь занялся рассмотрением багажа. В корзине он нашел необходимое белье, новую пиджачную пару, штиблеты. В саквояже среди прочих вещей ему попался небольшой конвертик с печатной подписью «А. И. Разумину». Сенька Козырь поспешил вскрыть это письмо, предполагая, что здесь скрывается инструкция от атамана. Вскрыв письмо, он прочел: «В десять часов вечера жди меня. «Человек в маске».
Глава XXXIV
Новая неудача
Медленно прошло время до вечера для нашего героя. Он решил никуда не выходить из номера, пока не получит инструкцию от атамана. Не вполне полагаясь на свои собственные силы, Сенька Козырь боялся повредить делу каким-либо неосторожным поступком или неуместной речью.
— Подожду уж его, — размышлял он. — Ежели какое дело есть, пускай сам все обскажет. А чует мое сердце, большая кутерьма будет.
Часа в четыре вечера в дверь номера осторожно постучались.