— Клянусь честью, у нее дивные глаза! Темные, как южная ночь, глубокие, как море, — с пафосом воскликнул Гудович. — Кто она такая?
Всезнающий юноша поспешил ответить:
— Она из звездочек томского полусвета. Она из европейской семьи, известной в нашем городе. Родители ее имеют собственный дом в конце Никитинской. Люди зажиточные. Теперь она, разумеется, не живет с ними. Рано же она попала на эту дорогу, при любезном содействии своей сестрицы. Года на четыре ее старше. Тоже очень хорошенькая собой, только в другом роде. Я вас при случае познакомлю с этой девочкой.
— Буду очень рад, положительно она мне нравится. Такая красота в умелых руках может быть могущественным оружием, — подумал вслух Гудович.
Коко иронически улыбнулся.
— Вы не на шутку заинтересованы ею. Право, девчонка не вредная! Как-нибудь мы заберемся с вами к ним на квартиру. С сестрой они живут.
Гудович одобрительно кивнул головой:
— С большим удовольствием поддержу вашу компанию. Не спросить ли нам кофе?
— Вещь возможная. Эй, Семен! — поманил Коко лакея. — Маленький кофейник и четвертинку кюрасо. Живо!
— В ногу, ребята, идите, — поплыл с эстрады гуетой баритон певца.
— «Ноченьку»! — раздался чей-то пьяный возглас.
Глава V
Ресторанный разгул
Задвигались стулья… Публика повернулась в сторону крикнувшего.
— Господин, нельзя-с, нехорошо-с, — подлетел к нему лакей.
— А ежели я желаю «Ноченьку» слушать, — не унимался пьяный.
— В отдельный кабинет шли бы, там и заказывайте, что желаете, — раздалось за соседними столиками.
— Ладно, кабинету потом черед будет! А при нашем кармане это что? Наплевать!
Начавшийся скандал был потушен в зародыше. Пьяный поклонник «Ноченьки» навалился на стол и демонстративно фыркал, слушая, как баритон, развязный молодой человек с густой шевелюрой, картинно размахивая руками, мрачно выкрикивал:
— Целься вернее, не щурься!
Коко с деланно скучающим видом зевнул, отвернулся от сцены и закурил. — Э… все одно и то же! Надоело…
— Вы, вероятно, часто посещаете шантан?
— О, да! Посмотрите на нашего соседа, этого жирного карася начинают обставлять потихоньку!
За столиком, где сидел подгулявший провинциал, появились две певицы. Зизи и еще одна, молоденькая, худенькая, в малороссейском костюме, с яркопунцовыми щеками и черными, как смола, волосами. Провинциал о чем-то с ними болтал. Его красное, лоснящееся лицо то и дело расплывалось в широкую улыбку. Пожилой, солидный лакей с бесстрастным видом, плавными, уверенными движениями раскупоривал для них бутылку с позолоченной головкой. Несколько погодя он вернулся, неся на подносе вазу с фруктами.
Коко выразительно прищелкнул языком:
— Ого, кутеж по всей форме! Обделают они тебя, голубчик, по всей форме!
Концертное отделение подходило к концу. Атмосфера зала напоминала жарко натопленную баню. Давно уже ресторан не торговал так бойко. Пришлось поставить добавочные столики. Теснота была ужасная. Но публика была настолько в приподнятом настроении, что не обращала на это внимания. Столы были придвинуты друг к другу, в узких промежутках между ними едва можно было повернуть стулом, и это невольно сближало соседей, вносило в общение что-то дружеское, интимное. Лакеи положительно сбились с ног, едва успевая исполнять приказания многочисленных посетителей… Гам и шум, стоящий теперь в зале, напоминали рев морского прибоя… Гудович удивленно покачал головой, видя, какие размеры принимает кутеж публики.
— Скажите, это всегда здесь так бывает?
— Много публики? Нет, не всегда, конечно! Дело в том, что сегодня, как я уже говорил вам, первый дебют новой труппы. А наша томская публика любит разнообразие. Вот чем объясняется такой наплыв публики.
На эстраде появилась какая-то растрепанная, оборванная фигура. Раздались жиденькие аплодисменты… «Исполнитель куплетов «босяцкого жанра», — предупредительно заметил Коко.
— Люблю я пить вино Петра Смирно-о-о-ва, — хриплым голосом начал оборванец. Шум в зале мало-помалу утихал… Многие с любопытством повернулись к эстраде. Герой «босяцкого жанра», раскачиваясь, подошел к самой рампе и, поднимая тон, закричал:
— Привычно мне оно, раз… два… готово!
Он красноречивым жестом поднес бутылку ко рту… Публика раскатистым смехом встретила это движение.
— Ловко присасывается! Молодчина, парень!;— послышались крики.