- Мне, может, теперь и дымовые шашки жечь нельзя? - обиделся "чухонец".
- Этого добра у нас много. Господин инженер заказал в Америке еще сотню. Жги, сколько хочешь.
- Премию нам кто отдаст? Господин инженер ушел месяца на три, а гульнуть в городе хочется завтра, - завел обычную свою песню живой и юркий рулевой, он похлопал себя по карману, оттопыренному пачкой резиновых изделий.
- Ты уже истратил тысячу рублей последней премии??? - хором спросили Костомаров и "чухонец".
- Один раз живем, - с вызовом ответил любитель доступных женщин.
- В городе есть родственник капитана. Он отдаст нам деньги, Китин с ним договорился, - покачал головой Костомаров, - сбережешь торпеду, каждому в экипаже четверть водки, вернее соджу.
- Договорились! Только выставишь хорошую соджу, от Ок Хва Чо.
* * *
Всё прошло как по маслу. Корветы вяло маневрировали, и также вяло обстреливали острова архипелага Принца. Катера находились на противоположной стороне самого крупного острова, и картечь не доставала до них. Выстрелы следовали редкие, совсем даже не через полминуты, как положено, а впятеро реже. Наконец, один из корветов вошел в пролив, и "Большевик" оказался с наветренной стороны острова. Этим тут же воспользовался Костомаров. Он вручил каждому из тех матросов по дымовой шашке.
- Бегом! К берегу пролива. Оставите на берегу горящие шашки и уходите вглубь острова. Японцы начнут стрельбу, подумают, что у берега катер.
Через пару минут дым понесло в сторону пролива. На пути корвета огромное облако заслонило японцам всю видимость. Суматошный огонь пушек пропал впустую. Костомаров уловил паузу в стрельбе и бросил катер в атаку. Через три минуты "Большевик", невидимый и неслышимый, подошел вплотную, и выпустил торпеду, лишь на десяток секунд показавшись из клубов дыма.
Корвет утонул, заблокировав фарватер между островами, глубина которого в этом месте и так была чуть больше двадцати метров.
"Первый" и "Второй" поступили еще проще. Подражая "Большевику", они подожгли на берегу острова практически весь свой запас шашек, а сами обошли по широкой дуге оставшуюся пару корветов. Шесть шашек, давали облако дыма высотой двадцать метров и более пятисот метров в длину. Через три минуты шашки сгорели, а густое черное облако отнесло к корветам. Подкрадывались катера к японцам, пользуясь естественной дымовой завесой от труб самих корветов.
Ни один корвет не успел спустить на воду шлюпки. Пока корейские джонки осмелились выйти в море, спасать стало практически некого. Лишь с первого из подбитых судов до островов добралось около сотни офицеров и матросов. Корейцы вывезли их на материк. Они не знали, что везут смерть себе и своим близким. А если бы знали? Решились бы они оставить японцев умирать, зимой, на ветру, в мокрой одежде?
* * *
В море Китину продолжала сниться кореянка, но теперь в облике Моны Лизы, с загадочной улыбкой на лице. Она снилась ему две ночи, на третью - картина подернулась то ли паутиной, то ли серым туманом, а лицо кореянки подурнело. Китин проснулся в полной уверенности, что Нежный Цветок Гор попрощалась с ним.
Кореянка стала одной из первых жертв "испанки" в Чемульпо.
* * *
Если бы не "Комсомолец" Китин умер бы от скуки. Его всегда удивляли любители долгих странствий по морям-океанам. Повидал Николай их достаточно, его прежняя работа в Штатах способствовала таким знакомствам. Но Китину повезло, "косметический" ремонт старых двигателей он плавно превратил почти в капитальный. В машинном отделении парохода оставались дежурить механики-китайцы, набранные в Чемульпо, служба главного механика в полном составе слушала лекции Китина. При этом каждая операция длилась столько, сколько требовалось для усвоения материала "последним тормозом". Кают-компания превратилась в ремонтный бокс и учебный класс одновременно. Николай блаженствовал. Месяц для него пролетел незаметно.
* * *
В Японии, Корее и Китае "испанка" бушевала всего два месяца: вторую половину ноября и декабрь, в начале января больные уже умирали не от самой инфлюэнцы, а от воспаления легких. Война замерла, в войсках царил беспорядок, не хватало боеприпасов и продовольствия. Японцы умирали от мороза и голода чаще, чем от пуль и испанки.
Никто из русской команды боцмана Костомарова не заболел, и, хотя, работы у торпедных катеров не было, из-за отсутствия в море судов, погулять в свободное время матросам было негде, все питейные заведения и публичные дома закрылись.
Костомаров довольно быстро уловил сходство болезни с испанкой, которой болел сам, и сообщил по телеграфу Китину-старшему в Петербург. Тот смог опубликовать в газетах объявления о мерах защиты от надвигающейся испанки, он же первый, невольно, дал ей название. Все свободные средства Китин бросил на создание продовольственных резервов и организацию раздачи месячного запаса продовольствия бедным в самом начале пандемии. Ему удалось заинтересовать часть промышленников, те образовали такие же фонды, и в Петербурге смертность была крайне низкой.