Выбрать главу

Конечно, это не было терапией в прямом значении слова: во-первых, его отчаяние не было болезнью; во-вторых, я не мог изменить его судьбы, воскресить его жену. Но в этот момент мне удалось изменить его отношение к неумолимой судьбе, и он по крайней мере смог увидеть смысл в своем страдании. Это один из основных принципов логотерапии: главное стремление человека не к тому, чтобы получить удовольствие или избежать боли, а к тому, чтобы увидеть смысл своей жизни. Вот почему человек готов даже страдать, если он уверен, что в его страдании есть смысл.

Я только обязательно должен уточнить, что страдание ни в коем случае не является необходимым, чтобы найти смысл. Я лишь настаиваю, что смысл возможен даже несмотря на страдания - разумеется, если страдание неизбежно.

Если же, однако, его можно избежать, то как раз имело бы смысл устранить его причину, будь она психологической, биологической или политической. Страдание без необходимости - это мазохизм, а не героизм.

Ныне покойная Эдит Вайскопф-Джоэлсон, профессор университета штата Джорджия, заявила в своей статье о логотерапии: «Наша теперешняя философия душевной гигиены придает большое значение принципу, что человек обязан быть счастлив, что несчастья - это признак неумения жить. Такая система ценностей приводит к тому, что гнет несчастья, которого нельзя избежать, еще усиливается чувством ложной вины за свое несчастье.» А в другой статье она выразила надежду, что логотерапия сможет противодействовать некоторым нездоровым тенденциям в культуре Соединенных Штатов, где у неизлечимого страдальца есть очень мало возможности гордиться своим страданием и ощущать его как облагораживающий, а не унижающий фактор. «Поэтому он не только несчастен, но еще и стыдится быть несчастным.»

Бывают ситуации, в которых человек лишен возможности заниматься работой

или наслаждаться жизнью; но что никогда нельзя исключить, так это

неизбежность страдания. Если человек принял вызов и готов страдать

мужественно, он сохраняет смысл жизни до последнего момента, буквально до конца жизни. Другими словами, смысл жизни безусловен (не связан ни с какими условиями), потому что он включает даже потенциальный смысл неустранимого страдания.

Я хочу вернуться к тому, что было, наверное, самым глубоким моим переживанием в концентрационном лагере. Шансы на выживание там были не более чем 1:28, что легко проверить точной статистикой. Не было ни малейшей вероятности, что мне удастся спасти рукопись моей первой книги, спрятанную в подкладке куртки по прибытии в Освенцим. Мне пришлось испытать и превозмочь потерю моего первого духовного дитяти. Казалось, что после меня никого и ничего не останется - ни физического, ни духовного ребенка. И я очутился перед вопросом - не лишена ли в таких обстоятельствах моя жизнь всякого смысла.

Я не сразу заметил, что ответ на этот вопрос, над которым я так страстно бился, для меня уже приготовлен. Это произошло, когда мне пришлось отдать свою одежду и получить взамен поношенное тряпье узника, отправленного в газовую камеру сразу по прибытии в Освенцим. Я нашел в кармане куртки листок, вырванный из еврейского молитвенника и содержащий самую важную еврейскую молитву, Шма Исраэль. Была ли возможность истолковать такое «совпадение» иначе, чем вызов судьбы: попытаться жить согласно моим мыслям, а не просто излагать их на бумаге?

Я припоминаю другую ситуацию, немного спустя, когда близкая смерть казалась неминуемой. Однако в этой критической ситуации мои мысли отличались от мыслей большинства моих товарищей. Их мучил вопрос: «Выживем ли мы в лагере? Если нет, то все это страдание не имеет смысла.» Вопрос, занимавший меня: «Имеет ли все это страдание, эта смерть вокруг нас, смысл? Если не имеет, то, по конечному счету и выживание лишено смысла: ведь жизнь, смысл которой зависит от такой непредсказуемо случайной вещи, как спасение, в конечном итоге ничего не стоит.»

Мета-клинические проблемы

(«Мета» - здесь выходящие за рамки, около-клинические.)

В наше время психиатр все чаще сталкивается с пациентами, которые приходят к нему с чисто человеческими проблемами, а не с невротическими симптомами. Некоторые из тех, кто нынче обращается к психиатру, раньше пришли бы к священнику, пастору или раввину. Теперь они часто не доверяются священнослужителю, а вместо этого ставят перед врачом такие вопросы, как: «В чем смысл моей жизни?»