Девушки всю жизнь говорили ему, что он очень красив. Что ж, их право. Хоф пожал плечами, не понимая, в чем тут красота. Просто у него симметричный, правильной формы череп. И все. Он уже собирался выходить, перекинул полотенце через плечо, как новая странная мысль возникла, но тут же угасла, торопливо задавленная подсознанием. Хоф попытался ее реанимировать. Долго ничего не получалось, но вот она снова проявилась. Чушь! И все же… чтобы уничтожить свой страх, нужно пойти ему навстречу. Так его учили в армии. Иначе будешь всю жизнь бояться теней. Ладно, он вернулся к зеркалу. Напряженно вгляделся в отражение. Поединок с самим собой продолжался минуту, другую, третью, за которые Хоф скрупулезно, сантиметр за сантиметром осматривал собственное лицо. Ничего не добившись, он отошел от зеркала, чтобы увидеть себя в полный рост. Снова приблизился. Посмотрел на левую руку, на правую. Рука, шрам, веревки жил. Пальцы с заусенцами. Ничего особенного. Хоф сжал руку в кулак и разомкнул, внимательно отслеживая механику движения. Повторил процедуру. Снова повторил. Он сжимал руку, вертел перед собой запястье, сгибал ее в локтевом суставе. Мышцы и сухожилия работали так, как и положено. Хоф постоял, раздумывая. Бред какой-то… Постоял еще, оправдывая себя перед принятым решением. Нашел хиленькое оправдание и, успокоенный, взял старую дедовскую бритву. Вынул безопасное лезвие. Облизнув кончиком языка губы, он поднес лезвие к левой ладони. Аккуратно сделал надрез на указательном пальце, вдоль фаланги, длиной в сантиметр. Появилась кровь. В каком-то отупении он смотрел, как жидкость сочится из пальца. Потом он расширил надрез, провел бритву до фаланги и по ней. Плоть охотно разъезжалась под тонким лезвием. Кровь размеренно капала в раковину, но Хоф уже не обращал на нее внимания. Он взял кусок ваты и протер ранку, так чтобы было видно мясо. Если углубить надрез, он наткнется на кость. Так Хоф и поступил. Когда лезвие прошло вдоль всей косточки и уперлось в сустав, он, чуть поколебавшись, проделал круговой поперечный надрез на самом суставе. Дыхание его участилось, словно вся операция заставляла прикладывать неимоверные физические усилия. Хоф смотрел на растерзанный палец, и глаза его заслезились от напряжения. Он смыл кровь и сукровицу проточной водой. Вытер глаза тыльной стороной ладони. Кровотечение не должно останавливаться, он это знал, так как по пальцам идут артерии. Но произошло обратное: влага будто уходила внутрь организма. Хоф очень медленно положил бритву на полку. Затем еще медленнее он протянул руку к краю надреза, взял плоть двумя пальцами и стал отгибать. Кожа и мясо сходили так легко, словно он чистил банан. Отогнув плоть до самого сустава, он посмотрел на то место, где должна была быть кость. Он почти не удивился увиденному. Почти.
Под мясом скрывался стальной каркас. Наконец давешняя мысль оформилась в его мозгу четко, как приговор. Он не чувствует боли.
Уже не мешкая, Хоф взял бритву и стал вскрывать ладонь. Когда он поднес к зеркалу металлическое запястье, то решил, что сегодня никуда не пойдет. С отражения руки его взгляд плавно переместился на лицо.
В дверь постучали. Директор Бедерман крикнул, чтобы гость вошел. Петли бесшумно провернулись, и в кабинете оказался доктор Хан. Директор приветливо улыбнулся:
— А, Набору! Проходите, присаживайтесь.
Доктор с достоинством поплыл к креслу.
— Благодарю вас. Я пришел поговорить по поводу этого вашего… — доктор наморщился, припоминая имя, но безуспешно, — суицидника. Вчера принесли дело с грифом секретности. Если честно, его смерть меня мало беспокоит. Вызывают опасения другие факты. Вы видели статистику по стране? Граждане убивают себя. Они скидываются с крыш, режут вены, жрут таблетки, вешаются на трубах, пускают пулю в лоб. Совершенные люди — андроиды. А вот теперь волна пошла по больницам.
— Я в курсе, — сухо парировал Бедерман, — Выпьете чего-нибудь?
Доктор раздумывал дольше, чем полагалось по этикету, и Борис расценил это как согласие.
— Этот жуткий случай должен остаться в стенах лечебницы, — с нажимом произнес он, принимая стакан. — А вы?
— Само собой, останется. Я не буду. Язва.
— Заменили бы желудок, или экономите? Ох, воротит меня уже от всего этого, воротит. Надоело мне эти дела просматривать. Фотографии эти.
— А вы не просматривайте, — просто сказал директор.
Хан секунду-другую смотрел на Бедерамана мутным взглядом.
— Экспериментаторы, — он сделал паузу, чтобы проглотить выпивку, — Ваш сумасшедший освежевал себя, как поросенка под Рождество. Умудрился где-то скальпель откопать. Вы извините, я во внутренностях не очень разбираюсь, и то что на фотографиях изображено — легко с суповым набором спутаю… Так кто из них был биологическим человеком, а кто нет? И кто кем себя считал?