зайти в конце месяца: будут немецкие. Ларионов, наверное, торчит в роддоме. Носит цветы и фрукты. Пишет записки, что у меня все в порядке и я скоро буду дома. Скоро?.. Я открыл глаза. В маленькое оконце, до половины закрашенное масляной краской, било солнце. Я посмотрел на часы: я здесь уже три минуты.
Я вернулся в номер.
Вероятно, что-то было написано у меня на лице, потому что Пухальский спросил:
— Что это с вами? Вы сияете, как блин на сковородке.
Я снова был на работе.
— С девчонкой на бульваре перемигнулся. Может, встречусь вечерком, — проинформировал его я. — Вы как по этой части?
— Я? Да так… А вчера?
— Все было о'кэй! Вы женаты?
— Имею супругу и двоих детей. Но, как в том анекдоте, знаете… — Он рассказал «солдатский» анекдот. Я посмеялся.
— Завтракать?
— Сейчас пойдем. Подождите минутку, — сказал Пухальский.
— А что?
— Мне позвонить надо.
— В коридоре есть телефон.
— В коридоре? Нет, я спущусь и позвоню из автомата.
— Как раз по пути.
— Нет, вы подождите меня здесь. Я через минуту вернусь.
— Зачем же вам подниматься?
— Ничего, я быстро. Подождете?
Я пожал плечами.
— Валяйте.
Он вышел.
Кажется, это было что-то вроде моего «почтового ящика» на бульваре. Поэтому я пристроился у окна за занавеской и стал ждать, когда Пухальский выйдет из подъезда. Но он пересек улицу и действительно сунулся в телефонную будку. Значит, не хотел, чтобы я что-то услышал. Ладно… Он вернулся, в отличие от меня, озабоченным.
— Все в порядке?
— Что? Нет, не совсем в порядке, — произнес он рассеянно. — Слушайте, у меня к вам есть деловое предложение. Так, пустяк. Вы ведь, кажется, нуждаетесь в деньгах?
— Еще как! — сказал я быстро. Но спрашивать ничего не стал.
— Пошли в кафе, — решил Пухальский.
Мы выбрались на улицу. Светлое и жаркое утро превращалось в день. Возле «Флотского универмага» стояла очередь. Проехала поливальная машина. Мы обогнали группу туристов, которые, озираясь, шествовали по старой мощеной улице. Они высоко поднимали ноги, чтобы не сбить туфли о булыжники, и говорили по-французски. Пухальский окинул их внимательным взглядом.
— Неплохо одеваются, черти! А? Европа! — закричал я.
— Тише, — сказал Пухальский.
— Так они ж по-русски ни бум-бум… Пойдем туда, где вчера сидели?
— Там яичницы не подают. А я привык утром кушать яйца. Очень полезно, так англичане кушают.
— Так они вроде едят всмятку? И вообще они пробавляются утром овсяной кашей, если не ошибаюсь?
— Вы много читаете, Боря, — сказал Пухальский. — Мне это в вас нравится.
Я чувствовал, что он еще не решил окончательно: стоит ли связываться со мной насчет этого «делового предложения». Но, вероятно, что-то случилось. Отказал винтик в налаженной машине, и выбирать не приходилось. Это был мой козырь. Но и переигрывать мне нельзя. Чем проще, тем лучше.