Мы снова повернули и пересекли круглую площадь.
— Сюда, — сказал Валдманис. — Здесь ближе.
— Знаю я этот двор, — проворчал я. — Я здесь каждый сантиметр облазил.
Мы свернули под арку. «Так же и Ищенко сворачивал в тот раз, — машинально подумал я. — У него, наверное, сильно билось сердце».
Впереди за углом послышались какое-то топтанье, возня: звуки множились в гулких стенах. Раздался короткий сдавленный вскрик. Мы бросились вперед. За поворотом на земле, сцепившись, катались двое. Еще один человек бежал с другой стороны.
— Янкаускас, — сквозь зубы сказал начальник горотдела. — Он ждал на остановке… Ни черта не понимаю!..
Но я уже понял. Ах, Войтин, Войтин! Он все хотел сделать сам.
Противникам удалось подняться. Они сделали это одновременно. У бывшего помощника капитана рыболовного траулера Войтина текла по лицу кровь. Но он держался молодцом. Даром, что его противник был, судя по всему, намного сильнее: ему ведь не надо было глушить отчаянье вином, как это ежедневно делал Войтин. Но Войтин висел на нем, как клещ. Тот не мог размахнуться для удара. Все это я машинально отмечал, подбегая. «Быстрее. Еще быстрее», — думал я. Но мы опоздали. Увидев нас, тот, второй, изловчился и ударил Войтина коленом в низ живота. Войтин упал. Он лежал, скрючившись, на земле. А тот выпрямился. Это был плотный лысый человек в синей холстинной куртке: он водил радзутский автобус. Владимир Пантелеймонович Черкиз. Вчера я прикуривал у него на остановке.
Мы еще не успели вмешаться, а только как бы ненароком стали в круг: в центре круга лежал Войтин и стоял шофер. Он выставил правое плечо вперед и прыгнул между Виленкиным и Красухиным. Виленкин подставил ногу. Шофер споткнулся, его перехватил Красу хин.
— Ну что вы, ребята, вяжетесь? — плаксиво завел шофер. — Ну, подрались мы, это наше дело, верно? Я его стукнул, а он меня: гляди, кровь идет. Я в больницу побегу. Пустите! А то милиция ведь прицепится, по судам затаскают. Пошли, я угощу. Ребята, а?
— Вы, может быть, человека убили, — сказал Красухин, кивнув на лежащего без движения Войтина.
— Und uеberhaupt, machen Sie keine Dummheiten, Zentaur, — сказал я. (И вообще, не валяйте дурака, Кентавр, (нем.).)
Он дернулся. Наверное, двадцать с лишним лет назад нервы у него были лучше: он был молодой и сильный. В этот момент на руках у него защелкнулись наручники. Начальник горотдела облегченно вздохнул и вынул руку из кармана.
— Янкаускас, подгоните машину, — приказал он тому, что подбежал с другой стороны. — Что случилось?
— Автобус пришел не по расписанию. На десять минут раньше. Он всю дорогу гнал как сумасшедший. («Ага, — вспомнил я. — И это не в первый раз…») А потом он стоял здесь за углом и ждал. Моряк шел с той же стороны, что и вы, — из центра города.
— Я ничего не знаю! — закричал шофер фальцетом. — Пустите меня! Вот суки! Пустите… Гра-абют!
— Тихо! — сказал начальник горотдела. — Не пугай, а то мы испугаемся.
— Вы в этом дворе потеряли кастет, Кентавр. Пятого числа. Вы же не могли его бросить нарочно — никелированный кастет с дубовым листком. Он выпал через дыру в кармане куртки. А сзади слышались шаги, у вас нервы сдали…
«Я очень многословен», — подумал я. И попросил:
— Проверьте, пожалуйста, Красухин.
Он вывернул карман синей холстинной куртки.
— Заплата, товарищ старший лейтенант. Карман замаслен, а она чистая.
Я не почувствовал никакого удовлетворения. Наоборот. Прошло напряжение, и на меня навалилась усталость. Я взглянул на часы. Было без трех минут одиннадцать. «Сейчас бы снова душ принять», — как-то отстраненно подумал я.
Подъехала оперативная машина.
Черкиза сунули в нее.
Войтин, над которым хлопотал Виленкин, зашевелился. К нему наклонился Валдманис.
— Все в порядке, — сказал Валдманис. — Порядок. Почему вы ничего не сказали нам, Войтин?
— Сам хотел, — сквозь зубы ответил Войтин.
— Что же вы собирались делать дальше?
— Бить этого негодяя. Долго-долго бить. А потом сдать вам.
— Голубчик, это же мальчишество.
— Знаю, — сказал Войтин, поморщившись. — Но я хотел видеть его страдание… Понимаете, физическое страдание.
— Ищенко знал вашу историю? — помедлив, спросил Валдманис. — Вам не трудно говорить?
— Нет. Он не знал.
— Как вы вышли на Кентавра?
— Какого Кентавра?
— Ну, этого. — Валдманис кивнул в сторону машины.