Затягиваясь, он понемногу отходил, становился мягче.
— Проверьте… А ведь воск как воздух необходим в авиации, в автоделе, в электрификации! Скажите, так?
— Ну, так.
— Извиняюсь, зачем «ну»? Просто «так»! Вот… А знаете, что с весны наши вулики в полряда прибавятся? Мы с этим пацаном, — он кивнул на спящего мальчишку, — так с ним и объявили.
— А выполните?
— Это не постановка: выполните, не выполните… по углю спущен план — Донбассу другое в голову не придет.
Так и по чугуну. А по пчеле иначе? Что, пчела уголь не роет? Брехня! Без урожая шахтеру не обойтись. А кто способствует урожаю? Пчела! Мед — дело пятое, следует дальше носа глядеть: пчела как опылитель — бог в повышении урожая!
Погода разгуливалась. Влажные тучи, нависшие с утра, испарялись, солнце съедало последние остатки тумана, и сухой ветер начинал рябить махры устоявшегося за ночь бурьяна.
— Бог! — повторил старшина и, глянув на небо, разбудил мальчишку: — Петя, накоси травы, поскладай на вулики. Видишь, днем припечет.
На пасеке рос гул. Пчелы выползали из летков, взвивались, плетя на солнце золотую пряжу.
Старшина взвесил контрольный улей.
— Ушло пчел семьсот двадцать граммов.
— А сколько надо?
— Столько и надо. А доброй весной, в разгар цветения, уходит по два килограмма, половина семьи.
— Что ж остальные делают?
— Мало ли! Кормилицы, согласно режиму, питают детку: три дня молочком, три — медом с пыльцой, на шестой печатают детку крышками, а матке — той все время молочко. Уборщицам — за помещение ответственность: крихта воску оборвалась либо пчелка померла, присохла — убери. И не у порога кидай, а вынеси за территорию. Другие, когда жарюка, дежурят коло летка, производят крыльями вентиляцию; какие несут караул; пол-тыщи исключительно при матке. Она червит — за ней печатай ячейки, создавай обстановку… Приемщицы — на приемке нектара. Встреть прилетную пчелу, с ее зоба перекачай в свой и лей в соты: какую ячейку запакуй медом, какую пергой или оставь порожнем — для детки.
Невольно открыл я рот, слушая о давно известной великой работе пчел.
— Здорово это у них!
— Да, постановочка крепкая, — соглашается старшина, — а все ж подходи к пчеле критически.
— В чем же?
— Во многом. Новые семьи выделяй организованно, не допускай самотека; воровство меда меж вуликами пресекай. Воровство, как и у нас, слабый участок — туды его в резинку!.. И с трутнями слабый. С них работы ноль, а жрут впятеро. Матке требуется один трутень, чтоб раз в жизни ее оплодотворить — и все. А в семьях без соображения кладут и кладут трутовые яички — вроде их на базар везти. Надо ж вмешаться. Сейчас буду их в четырнадцатом срезать — глянете.
Он шагнул к улью.
— Сетки я не держу, так что вы уж так стойте. Не обмахивайтесь, если какая торкнется…
Он взялся за крышку, чуть наддал вверх и, отведя в сторону, снял. Возросшее в первую секунду гуденье спало, я заглянул в кипящий сорока тысячами жителей пчелиный дом. Пчелы ходили по рамкам и стенам, к моему удивлению, довольно спокойно кружились в воздухе. На обрез стены выползла пара толстых, медлительных трутней.
— Отъели морды на даровом харче…
Мохнатые от пыльцы, нагруженные нектаром работницы спускались с неба и, хотя улей был открыт сверху, влезали через леток.
— Дисциплинка! — залюбовался старшина. — Знают, куда лезть.
Он вынул, поднял перед собой усаженную пчелами восковую рамку. Желто-белая, она светилась рядами геометрически выточенных шестигранных ячеек. Часть их была залита медом и просвечивала на солнце, часть темнела в центре маленькими пятнами.
— Это и есть детка — будущая работница. Упаковочка, опечаточка… Культура!
Верхний же ряд ячеек, прилепленный к самой раме, отличался крупной величиной и неправильной формой.
— А вот это трутовые…
Он отнес рамку к раскладному столику, где с парующим чайником стоял Петька, и, окунув в кипяток нож, провел по трутовому ряду.
— Гитлер капут.
Пчелы облепили пальцы старшины, одна, продолжая жужжать, ходила по лицу, но не жалила.
— Что, они вас знают?
— Пчеле не дано знать человека. Просто стой по команде смирно, даже через глаз ползет — не моргни, и все дело.
— А ведь говорят, что кому пчела дается, а кому нет.
— То симули говорят! Загубят, сволочи, пасеку и оправдываются.
Загнутым на конце шильцем он повытаскивал трутней, поставил рамку на место, вынул другую, густо облепленную пчелами, и вдруг зашипел:
— Ч-ш-ш! Гляньте, гляньте — матка червит…