- Нет, я не скрываюсь от полиции, - сказал Томми. - Дело в другом.
- О! - протянула мисс Гленн, нахмурив брови и не отрывая от него своих прекрасных глаз.
«Интересно, дойдет до нее когда-нибудь? - подумал про себя Томми. Придется, видно, ограничиться односложными словами».
Вслух же он произнес:
- Пузырь, ты случайно не знаешь, когда ближайший поезд до города? Нам нужно двигать домой. Станция далеко?
- Минут десять пешком. Но можете не спешить: поезд только что ушел. Следующий будет в восемнадцать тридцать пять, а сейчас всего без двадцати шесть.
- А как все-таки пройти на станцию?
- Выходите из гостиницы и сразу налево. Потом - дай подумать, - потом, наверное, лучше всего пойти по Морган-авеню.
- Морган-авеню? - Мисс Гленн заметно вздрогнула и испуганно уставилась на Эсткорта.
- Я знаю, о чем вы сейчас подумали, - рассмеялся тот. - Привидения. Морган-авеню идет вдоль кладбища, а предание гласит, что некий полицейский, умерший не своей смертью, время от времени встает из могилы и начинает расхаживать по привычному маршруту - вверх и вниз по Морган-авеню. Полицейский-призрак - можете себе представить? И однако, куча народу клянется, что видела его собственными глазами.
- Полицейский? - переспросила мисс Гленн и поежилась. - Но ведь на самом деле никаких привидений нет, ведь правда? То есть такого же не бывает, да?
Она поднялась, поплотнее запахнулась в свои горностаи и удалилась.
- До свидания, - подарила она пространству напоследок.
Во все время разговора она вела себя так, словно Таппенс еще не родилась на свет, не глянула в ее сторону и теперь. Зато на прощание бросила через плечо еще один недоуменно-вопрошающий взгляд на Томми.
Когда она уже выходила из дверей, навстречу ей поднимался высокий седой мужчина с отечным лицом. Он издал удивленное восклицание, взял ее под руку и повел на улицу, оживленно что-то втолковывая.
- Восхитительное создание, правда? - спросил Эст-корт. - А вот мозги как у кролика. Говорят, она выходит за лорда Лэконберри. Ну, этого, который только что был в дверях.
- Бывают женихи и получше, - заметила Таппенс. Эсткорт пожал плечами.
- Думаю, титул извиняет многое, - заявил он. - А Лэконберри - это вам не какой-то там обнищавший дворянчик. С ним она будет как сыр в масле. Ведь никто не знает, откуда она вообще взялась. В любом случае, не слишком далеко от какой-нибудь канавы, будьте уверены. И вообще, все это чертовски таинственно что она здесь делает? В гостинице она не останавливалась, а когда я пытался вызнать, где же в таком случае она живет, она осадила меня, и довольно грубо осадила - по-другому она, кстати, и не умеет. Черт меня подери, если я понимаю, что все это значит.
Он взглянул на часы и вскочил.
- Мне надо спешить. Был чертовски рад снова повидать вас обоих. Как-нибудь вечерком надо выбраться всем вместе в город - погудеть. Ну, до скорого.
И он умчался прочь. Как только он исчез из виду, к столику подошел бой, неся на подносе записку. Адресата на ней не было.
- Это вам, сэр, - обратился мальчик к Томми. - От мисс Джильды Гленн.
Томми с любопытством развернул записку. Это оказались всего несколько строк, написанных неумелой, нетвердой рукой.
«Я не уверена, но, возможно, вы сумеете мне помочь. Вы все равно будете проходить мимо по дороге на станцию. Не могли бы вы заглянуть в „Уайт-хаус“, что на Морган-авеню, в десять минут седьмого?
Искренне ваша
Джильда Гленн».
Томми кивнул бою, и тот ушел. Таппенс еще раз внимательно прочитала записку.
- Невероятно! Это потому, что она все еще принимает тебя за священника?
- Нет, - задумчиво возразил Томми. - Скорее, потому, что теперь она принимает меня за кого-то другого. Эй!
А это еще что?
«Это» представляло собой скверно одетого молодого человека с огненно-рыжими волосами и злобно отвисавшей челюстью. Войдя в ресторан, он принялся расхаживать взад и вперед, что-то бормоча себе под нос.
- Черт! - вдруг громко и злобно выкрикнул он. - Да, да! Именно черт!
Он плюхнулся в кресло неподалеку от молодой четы и мрачно на них уставился.
- Черт побери всех женщин, вот что я вам скажу, - заявил он, окатывая Таппенс ненавидящим взглядом. - Да, да, давайте, поднимайте шум, возмущайтесь! - продолжил он. - Заставьте их вышвырнуть меня отсюда. Мне не привыкать. Почему человек не может говорить то, что думает? Почему мы должны вечно скрывать свои чувства, глупо улыбаться и твердить в точности то же, что и другие? У меня нет желания быть вежливым и умиротворенным. У меня желание взять скорее сейчас кого-нибудь за глотку и с удовольствием придушить.